– Да что мне рассказывать. Сам видел небось. Помнишь Званку Добуш, горемычную страдалицу? – донесся до Игната хриплый голос Касьяна, и сам он тоже выступил из дрожащего ледяного тумана – чужой, незнакомый доселе, не тот, кто подвозил паренька до деревни, и не тот, кому Игнат латал крышу на бане. Этот новый Касьян – Касьян-оборотень – связал беспомощную лекарницу, только он знал о страшном договоре с навью. Но все еще притворяясь прежним, новый Касьян завел глаза к небу, осенил себя крестным знамением и прошептал: – Господи. Прости нас, грешных…
Но все это было теперь не важно. А была важна только Званка, тающая в безликой гибельной тьме. Только рев пламени, только спасительная пустота бабкиного подвала…
10
…Игнат не помнил, сколько времени он просидел в подполе, сотрясаясь в беззвучных рыданиях и прислушиваясь к звукам наверху. Но не было слышно ни криков, ни гудения огня. Тишина обложила мальчика плотными перьевыми подушками, а вскоре замерло и время. Когда Игнат уже начал верить, что весь мир замкнулся на четырех стенах погреба, люк вверху открылся и бабкин голос окликнул его:
– Тут ли, Игнатка?
Он не сразу ответил, провел несколько раз языком по высохшим губам и только потом произнес вполголоса:
– Тут…
– Вылазь скорее!
– А Званка?
– Вылазь немедля, я тебе говорю! – в голосе бабки Стеши появились грозящие нотки.
Игнат начал послушно карабкаться по скрипучей лесенке.
– Ах ты, горе-то мое… Поторопись!
Бабка Стеша схватила внука за руку, больно впилась скрюченными пальцами в плечо.
– Собирайся живей!
Едва дождавшись, когда мальчик окажется наверху, бабка начала натягивать на него вязаный свитер.
– Где Званка? – глухо спросил Игнат из плотно облепившего его шерстяного ворота. В рот тотчас полезли невесомые, колючие шерстинки. Мальчик кашлянул, поскорее выпростал голову и повторил: – Где Званка?
– Где, где, – передразнила бабка и кинула Игнату шапку. – На вот, надевай! Люди ждут!
– Кто ждет? Зачем?
Игнат пребывал в полной растерянности. Бабка Стеша всегда была рассудительной и строгой, но сейчас превратилась в суетливую перепуганную женщину. Прежде аккуратно повязанный платок сбился на затылок, а на подоле юбки Игнат разглядел прожженную дыру.
– Касьян ждет, на станцию поедем. Пожитки твои я собрала. После довезу, что надо.
Игнат послушно натянул шапку и обул пимы. Быстрым взглядом окинул комнату, но ничего не изменилось, кроме того, что вещи находились в жутком беспорядке, а возле порога стоял старенький залатанный чемодан.
– А Званка тоже с нами поедет? – спросил он.
– Да что ж это такое-то, а! – всплеснула руками бабка Стеша. – Все одно в голове! Никак не уймешься!
Она швырнула ему парку, и Игнат принялся просовывать руки в рукава, но почему-то никак не мог попасть – пальцы то и дело лезли в прореху на подкладке.
– Живей, живей! – подгоняла его бабка.
Игнату почудилось, что с улицы помимо затихающего гула огня доносится стрекот мотора. Он мельком глянул в окно, но не увидел ничего – с той стороны стекла клубилась дымная, непроглядная мгла.
– А что навь? Ушла ли?
– Ушла, ушла, – рассеянно отозвалась бабка Стеша. – И нам уходить надо.
Она накинула поверх платка шаль, подвязала поясом распахнутую телогрейку.
– Ну, готов, что ли?
Игнат был готов, но как же страшно было выходить за порог, в шевелящуюся тьму, куда совсем недавно утащили Званку.
– Куда же мы поедем, бабушка? – спросил он.
– Ты поедешь, Игнатушка, – бабка Стеша вздохнула и заботливо погладила его по макушке сухой ладонью. – Учиться тебя отдам. Что в деревне-то делать? Хоть в люди выбьешься.