А я? Что испытываю я? Облегчение? Радость или грусть? Сама не понимаю, лишь держусь за живот, как будто таким невольным жестом хочу поддержать своего ребенка, чей отец скоро исчезнет из нашей жизни.

И тут приходит понимание, что я так или иначе ждала, что он признает свое отцовство. Хоть и боялась этой минуты, но всё же не хотела, чтобы Тимофей никогда не узнал правду…

– А теперь в больницу! Не обсуждается! – слышим мы все окончание разговора Тимофея и его отца.

Непререкаемый тон Павла Петровича звучит от дверей кабинета, и вся шумная родня бросается туда, узнать, что же происходит.

Я сижу на месте и почти не слышу, что говорят. Стоит такой шум и гам, что невозможно понять. Да и Тимофея я не вижу, его заслонили родственники. Но внутри колотится мысль: «Он уедет, он уедет, надолго уедет».

А вот бы встать сейчас и сказать, что я беременна от него! Что никуда он уехать не может, а должен принять на себя отцовство. Но так я, конечно, скажу лишь в своих мечтах. Ведь проблема в том, что Тимофей ничего не помнит.

– У меня всё нормально! – наконец прорывается сквозь гам голос Тимофея. – Я не поеду в больницу.

– Тогда надо вызвать врача, сюда! – причитает Нонна.

– Мама, сядь, мы сейчас тебе врача вызовем! Всё с этим оболтусом в порядке, – успокаивает ее Павел Петрович, крепко держа за плечи и усаживая на диван. – Он сейчас извиняться будет за свое поведение, а потом пойдет в свою комнату отдыхать. А утром начнет помогать сестре со свадьбой, да, Тимофей?

Исаев непокорно сжимает губы, но всё же после нескольких минут покаянно смотрит на бабушку, сквозь зубы бормочет какие-то дежурные извинения. Не знаю, как Нонна, а я бы им не поверила, но она настолько очарована своим внуком, что бросается его обнимать и жалеть.

– Вот почему он такой избалованный, – шепчет мне сестра на ухо, – гляди-гляди, как не надо детей воспитывать, вот такие барчуки вырастают. Ну ничего, в Лондоне ему придется без папочки становиться самостоятельным.

– Мы с Тимофеем обо всем договорились, он остается дома! – словно переубеждая Эляну, с улыбкой говорит Павел Петрович, оглашая басом гостиную и вызывая всеобщий вздох облегчения. – У нас были некоторые разногласия, но мы их разрешили, правда, Тимофей?

– Да, папа, – снова вроде как покаянно бормочет Тим, но в глазах море непокорства.

Разве никто не видит? Как они все обманываются его виноватым видом? Почему-то мне кажется, что он просто играет какую-то роль.

– Денек Тимофей отлежится, а потом, Вероника, они с Варварой помогут тебе со свадьбой, все-таки это лучше, чем просто бездельничать на летних каникулах.

– Да, папа, – и опять фальшивое согласие, а потом Тим бросает на меня взгляд, от которого я словно покрываюсь инеем.

Ощущение, будто меня в воду холодную бросили. Неужели он на мне отыграется за то, что его приструнили? Ведь это именно я буду рядом во время организации свадьбы. Как же это всё будет происходить?

– Кивни, – шипит сестра мне в ухо, больно стискивая пальцы, – чего стоишь как столб, Варя… Тебя же в семью принимают.

«В семью?» – спрашиваю я себя. Вот очень в этом не уверена.

Но, к счастью, никакого знака согласия от меня не требуется, никто не спрашивает, что я думаю по поводу объявленных планов. Наконец неловкая и громкая сцена заканчивается, и часть родственников уходит по домам, а оставшиеся с облегчением выдыхают. По крайней мере я делаю именно так, желая спрятаться в своей комнате.

– И последнее, – задерживает нас Павел Петрович, снова хмуря брови. – Тимофей хочет кое-то сказать Эляне. Правда, сын?