Батя сбрендил, точняк.

Что за тупая идея выдать мою сестру за старпера? Складывается ощущение, что он стремительно тупеет, находясь рядом с молодой женой. Все его нынешние идеи отдают сумасшествием, а я не идиот, чтобы соглашаться.

Лето радует жаркими деньками, и я прекрасно провожу пару дней на лоне природы в деревенском доме. Даже успеваю забор покрасить и сходить на свадьбу, состоявшуюся прямо в поле. Баров и сестра, знамо дело, больше не изображают из себя договорных партнеров. Отношения у них самые что ни на есть настоящие.

Даже как-то радостно за них. Чувствую, что приложил руку к их воссоединению, когда рассказал Барову правду о сестре. Никогда она ему не изменяла, а только делала видимость в соцсетях ему назло.

В город возвращаюсь с мрачным настроением. Не очень-то хочется терпеть папины нападки. Он угрожал мне словесно по телефону, но, к счастью, он не любитель серьезных разговоров не лицом к лицу. Любит по старинке беседовать, с глазу на глаз. Встречаемся в его кабинете, куда захожу вразвалку, падая на стул.

– Сбежал? – прищурившись, кидает он одно пренебрежительное слово, глядя на меня так, будто я дезертировавший солдат, бросивший раненых соратников на поле боя.

– К сестре поехал, – говорю невозмутимо, смело встречая его взгляд.

– Умничать будем? – Отец, насупившись, складывает руки на груди, возвышаясь надо мной.

– Даже не думал.

– Тимофей, – припечатывает он, – побегом вопрос не решишь. Я хочу, чтобы ты понимал, что такое семья. Ответственность.

Закатываю глаза, на что он сразу же реагирует, бахнув кулаком по столу. Вот бешеный.

– Тимофей! Не надо мне тут строить глазки, ты не девочка!

– Да я в курсе, – злю его, зачем-то проверяя границы терпения.

– Ты не девочка, – повторяет он назидательно, – ты будущий мужчина. Отец семейства. Глава нашей компании, кому я передам все свои владения и бизнес. Мне нужно воспитать из тебя человека, а не слабое, бесхребетное, трусливое нечто, которое сбегает при первом признаке того, что нужно приложить усилия. И не сопи мне тут!

– Я не понимаю, почему ты начинаешь мое воспитание именно с того, чтобы я следил за этой убогой! – взрываюсь и вскакиваю с места.

– Сядь, Тимофей!

– Не буду, папа! – наклоняюсь и ставлю руки на края столешницы, приближая к нему лицо. Мы как два бойца на ринге перед боем, смотрим глаза в глаза, и никто не сойдет с места, борясь за свою правду. – Что угодно, только не приглядывать за ней. Избавь меня от необходимости видеть ее в принципе. Как ты не понимаешь, что я терпеть не могу их обеих!

– Ты говоришь о моей жене, – пыхтит он со злостью, – и ее родственнице! Они – твоя семья.

– Нет! Я не принимаю их, понял? У меня была семья. И она у меня осталась. Ты, мама, сестра и бабушка, – перечисляю, каждый раз бахая ладонью о стол. Аж до боли в ладони. – А у меня это отобрали. И ладно, я смирился, ты взрослый человек, папа, имеешь право менять жен, но зачем ты требуешь у нас принять твою новую семью? Она твоя и больше ничья. Понял?

– Я понял, сын, – щурит он глаза, видимо размышляя о моих словах, – но ты живешь в моем доме. Ты мой сын. Мы не можем жить в состоянии войны все вместе. Ты должен их принять.

– Я ни с кем не воюю, – передернув плечами, снова сажусь на стул, как-то весь поникнув. Мой взрыв высосал все силы. То, что так долго во мне копилось, вдруг выплеснулось, оставив внутри пустоту. И ее ничем не заполнить.

– Ты едва ли разговариваешь с Эляной, а с этой бедной девочкой ты вообще говоришь в оскорбительном тоне. Я этого не потерплю, принимаешь ты это или нет. Тебе нужно смириться, Тимофей, и я вижу, что без моих усилий ты так и будешь отдаляться семьи. Сбегать, когда тебе что-то не нравится, и в целом делать то, что тебе хочется.