– Ты саботаж не устраивай, – пожурил того главный, видимо. – У меня дома три голодных рта, ипотека и недовольная жена. Мне премия позарез нужна!

– Жалко их, – покачал головой наш внезапный заступник.

Мы с Лариской напряглись, в душе болея за защитника, хоть и слабо уже верили в чудеса.

– Жалко… – вздохнул тот… – Мне, может, тоже. У самого соплячка такая растет, – пузатый дядька обернулся на нас. – Ну вот, – раздраженно бросил он через мгновение. – Зачем смуту внес? Молчал бы лучше, умник.

Мы приуныли еще сильнее, походя теперь на бездомных хотят, которых выбросили в мороз на улицу в картонной коробке. Это конечная и нам крышка!

– Носы не вешайте, – желая, наверное, нас приободрить у отдела выдал он. – Не посадят, но протокольчик составят. Совершеннолетние хоть?

– Да, – в унисон пробурчали с Ларкой и поплелись следом.

Шлепая ногами по декабрьской грязи, мы, опустив головы, вошли в теплое помещение. В нос ударил тут же неприятный запах: кофе, перегар, солярка и черт знает что еще. Но от этого амбре голова стала чугунной словно, ком подступил к горлу и стало невыносимо дурно.

– Не нравится? Вот. А сидела бы дома…

– Мы и сидели вообще-то, – фыркнула я.

– Заметно. Пустырь – это теперь дом? – устроившись в кабинете на стареньких стульях, у одного из которых не было спинки, начали мы свой рассказ.

– Не наш, – шмыгая носом, добавила Лариска. – Мы там кое-что жгли.

– Что? – дознаватель, кажется, был чрезвычайно удивлен.

А я покосилась на подружку, подумав, как бы нам с ней не наговорить еще на какую-нибудь статью.

– Вещи чужие, – скрестив руки на груди, выдала она деловито.

– Еще лучше. Чужие? Украденные, точнее?

– Чего это они украденные? Подаренные! – поправила Лара мужчину в погонах.

– Кем и кому?

– Ей, – ткнула она пальцем в меня.

– Лопухова Валерия, – начал он, а у меня поджилки затряслись. Я дышать стала тише, кажется, лишь бы внимание к себе не привлекать.

– Вещички откуда?

– Из-под кровати, – разматывая шарф, исподлобья посмотрела я на него.

Ну, раз влипли и сам спросил, то пусть слушает. И я начала во всех подробностях, пропустив правда первые семнадцать лет жизни, а вот с момента знакомства с Горынычем, думаю, не забыла ни одну деталь.

Капитан сначала слушал с интересом, даже что-то записывал и чем больше я погружалась в подробности, тем его взгляд становился тоскливее. Наверное, будь вместо него женщина, она бы уже пустила слезу. По крайней мере, Лариска захлебывалась им, вытирая периодически мокрые щеки концом моего шарфа.

– То есть вы хотите сказать, что это терапия своеобразная? – через полчаса промолвил он, не сводя с меня взгляда.

– Да, действенная. Не пробовали? А стоит.

– Уверены?

– Не знаем, – заголосила Лариска, – бомжи отжали вещи! О, – встрепенулась она, аж подпрыгнула на стуле, – а можно на них заявление накатать? Или как там оно называется? Малява?

– Лара, – толкнула я ее локтем. – Мы здесь всего час, а ты уже перешла на жаргон.

– Стены действуют, – хлопнула она ресницами. – Я больше не буду, товарищ майор.

– Капитан.

– До генерала дослужитесь, – кивнула Ларка, – зуб даю!

Тот плечи расправил, видимо, поймав мотивацию.

– Вы женаты? – вдруг задала вопрос моя подружка, я поперхнулась, подавившись слюной.

– Уже нет! А что? – улыбнулся он, пригладив волосы.

– У меня папа ракетчик, всегда мечтал о зяте военном!

– И как?

– Пока не сбылось, – заулыбалась Лариска. – Пока.

Жизнь – штука поразительная, конечно. И поражала она, зараза, весьма неожиданно и не в те моменты почему-то. Я не была готова ко всему этому и будущее пугало, причем ближайшее.