– А чего?

– Растаманы – с дредами, все дела. Их колонии лет уже тридцать.

– Да кто они такие?

– Увидишь. Мне-то один хрен, растаманы там или не растаманы. Ну а ты сможешь там хотя бы покурить.


Сион основали пятеро рабочих, которые отказались вернуться на Землю: повернулись к небу передом, к гравитационному колодцу – задом и начали строить. Пока центральный тор не закрутили и не создали в нем тяготение, все они страдали от вымывания кальция и сердечной недостаточности. Пузырь такси подплывал к корпусу Сиона, сваренному на живую нитку; на взгляд Кейса, эта устрашающая конструкция сильно смахивала на латаные-перелатаные лачуги стамбульских трущоб – разнокалиберные, неправильной формы плиты обшивки, то здесь, то там растафарианская символика и накорябанные лазером имена строителей.

Молли и тощий сионит по имени Аэрол помогли Кейсу справиться с невесомостью и препроводили его по недлинному переходу внутрь малого тора. За очередным приступом головокружения Кейс не сразу и заметил, что Ривьера и Армитидж куда-то исчезли.

– Сюда, – сказала Молли, проталкивая его ноги в узкий люк, проделанный вроде бы в потолке. – Хватайся за перекладины. Ты сейчас представь себе, что спускаешься, и все будет тип-топ. Чем ближе к внешнему периметру, тем больше тяготение, так что это и вправду спуск. Сечешь?

Желудок Кейса яростно протестовал.

– Все, брат, будет в порядке, – обнадежил его Аэрол, сверкнув золотыми зубами.

Как-то так вышло, что конец туннеля оказался его дном. Кейс вцепился в несильное тяготение, как утопающий в спасательный круг.

– А ну-ка, вставай! – прикрикнула на него Молли. – Ты что, целоваться с палубой собрался?

Кейс обнаружил, что лежит ничком, раскинув руки. Что-то стукнуло его по плечу. Он перекатился на спину и увидел толстую бухту эластичного троса.

– Будем строить хибару, – сказала Молли. – Помоги мне натягивать веревку.

Кейс оглядел обширное, совершенно пустое пространство и заметил, что всюду приварены стальные кольца – безо всякой на первый взгляд системы. Они растянули трос по какой-то сложной, придуманной Молли схеме и развесили на нем обшарпанные листы желтого пластика. Во время работы Кейс постепенно ощутил, что кластер сотрясается от музыки. Называлась она даб – чувственная мешанина, состряпанная на основе огромных фонотек оцифрованной поп-музыки; она, по словам Молли, являлась некой частью религиозного ритуала и создавала чувство общности. Кейс поднял один из желтых листов, легкий, но очень громоздкий. Сион пропах вареными овощами, человеческим потом и марихуаной.

– Вот и прекрасно, – кивнул Армитидж, легко проскальзывая в люк и глядя на пластиковый лабиринт; появившийся следом Ривьера был явно непривычен к слабому тяготению.

– Где тебя носит, когда нужно работать? – спросил его Кейс.

Тот открыл рот, словно собираясь ответить. Изо рта выплыла небольшая форель, а за ней, что было совсем уж невероятно, цепочкой тянулись пузыри.

– В голове, – улыбнулся Ривьера.

Кейс засмеялся.

– Хорошо, – кивнул Ривьера, – ты умеешь смеяться. Понимаешь, я бы помог вам, но руки – мое слабое место. – Он выставил вперед ладони, которые неожиданно удвоились. Четыре руки, четыре ладони.

– И ты, Ривьера, просто безвредный клоун – так, что ли? – Молли встала между Ривьерой и Кейсом.

– Пошли, брат, – позвал из люка Аэрол. – Идем, ковбой.

– Твоя дека, – объяснил Армитидж, – и остальное хозяйство. Помоги ему принести вещи из грузового шлюза.

– Ты очень бледный, брат, – заметил Аэрол, когда они волокли запакованную в пенопласт «Хосаку» по центральному туннелю. – Может, съешь чего?