Женщина уже откинула одеяло, как вдруг снаружи послышался громкий лязг – хлопнула металлическая дверь подъезда. И вслед за этим раздался уныло-протяжный вой, от которого по спине Насти побежали мурашки. Она села в постели, устремив взор в окно. Слегка отодвинула занавеску, силясь разглядеть то, что происходит внизу. Однако из-за нависающего козырька над подъездом обзор был неважным, но Насте все же удалось разглядеть человеческую фигуру и что-то копашащееся у ее ног.

«Человек вышел погулять с собакой», – попыталась она себя успокоить, понимая, что выглядит идиоткой, рассуждая подобным образом – какой дурак пойдет гулять с собакой в три часа утра?! Тем более, дом практически пуст!

Она на цыпочках прошла в коридор, и, захватив с собой пальто, выскользнула на балкон. Двор крепко спал, светилась лишь пара окон в доме напротив. В холодном воздухе беспорядочной каруселью кружил мелкий сухой снег, напоминая крошки пенопласта.

Настя несмело выглянула наружу, словно боясь быть замеченной. В небольшом бледно-желтом круге тусклого фонаря стоял человек, у его ног притулилась собака, почему-то накрытая темным покрывалом. Человек курил, время от времени стряхивая пепел с сигареты.

Настя затаила дыхание, прислонив ладони к ледяной поверхности стекла – она узнала мужчину. Это был Владимир Свирин, сосед и приятель отца.

Докурив, он небрежно швырнул окурок в снег и, наклонившись, снял тряпку с собаки, которая все это время издавала жалобное повизгивание. Когда она увидела «собаку», у Насти возникло ощущение, что пол под ее ногами, обутыми в старые отцовские тапки, стал вязко-мягким, словно потекший воск. Она вскрикнула.

Это была не собака и не какое-либо другое животное. На поводке у Свирина была худая изможденная женщина, совершенно голая, стоящая на четвереньках. Тускло-серые волосы беспорядочной сальной гривой лежали на спине. Костлявые руки и ноги полусогнуты и расставлены в стороны, как у паука.

Словно почувствовав неладное, она задрала голову вверх и, заметив Настю, оскалилась. Из глотки раздался леденящий кровь вой. Настя, вне себя от ужаса, отпрянула, чуть не упав на ряд пыльных банок. Внезапно ее осенила страшная догадка.

– Катя? – пискнула она.

Женщина продолжала хрипло выть. Свирин схватил за волосы своего «питомца» и что-то сказал, указывая пальцем на балкон, откуда выглядывала насмерть напуганная Настя. Женщина утробно зарычала, по ее подбородку текла пена.

– Фас! – гаркнул Свирин, открывая подъезд. Он отстегнул поводок, и женщина, захлебываясь бешеным лаем, скрылась в доме.

Свирин захохотал.

Настя, как в тумане, вышла с балкона.

«Кто же?! Неужели… Надо разбудить отца».

На лестничной клетке послышалась какая-то возня, затем в дверь сильно ударили.

«О боже, нет!»

После второго удара дверь хрустнула, раздались царапающие звуки.

Видя, как сквозь проломленное отверстие пролезла косматая морда с разинутой пастью, Настя издала истошный вопль, из носа и рта хлынула кровь…

– Дочка! Настеныш! Ты что?!

Голос отца, тревожно-испуганный, лезвием вспорол жуткий сон, и в образовавшуюся щель мигом хлынули привычные запахи и ощущения – она не на балконе, а в постели. На том самом кресле, где и уснула.

Антон Сергеевич стоял рядом, со страхом всматриваясь в лицо дочери.

– Принести что-нибудь?

– Не нужно, – отказалась Настя. Бросила взгляд в окно – снаружи все еще темно. – Плохой сон, – коротко пояснила она, поднимаясь.

– Ваша мама тоже жаловалась на сны. Особенно…

Отец умолк, будто понимая, что снова затронул болезненную тему. Он проводил недоуменным взором дочь, которая, не слова ни говоря, отправилась на балкон.