— Работу хочешь? — голос Мятежного стих, превращаясь в колдовской шёпот.

Этот звук окружил меня, как бывает во время грозы. Ты словно стоишь в центре стихии и с опаской озираешься по сторонам, гадая, откуда шарахнет. Но я-то знала! Вон, и глаза его уже выстреливают петардами ярости, и улыбка в оскал шальной превратилась.

Зверюга, блин… А какой красивый мужчинка! И высокий, как Эверест, и фигура, как у атлета, вот только в его силуэте пошлости не было. Он был органично прекрасен, без пересушенности рельефов и смазливой метросексуальности, в которой очень часто тонут мужчины. Хорош, чертяка. Очень хорош!

Стоп… А чего это он улыбается?

«Дура! Верка, ну как ты думаешь? Может, потому что ты уже минут пять елозишь влажным взглядом по его телу?»

— Хочу… — выдохнула я и мысленно надавала самой себе смачных пощёчин.

— Тогда принимай объект, Грушенька, — Мятежный встал и буквально в два шага оказался около меня. Уже в отточенном движении подхватил на руки, закинул на плечо и потащил к дому. — Пойдем, кофе сварю. Так сказать, закрепим трудовой договор.

— Да я ж еще согласие не дала!

— Ты так мою задницу рассматривала, что слюной всю бетонку закапала.

— И ничего я не закапала! — вскрикнула, а сама обернулась, чтобы проверить, потому что рядом с ним уже ни в чем нельзя быть уверенной, особенно в себе.

— То есть с тем, что пялилась, ты согласна? — расхохотался он, входя в охренительно красивый холл дома. Слава скинул грязные туфли, вырвал из рук мои шпильки и только тогда опустил на пол. — Ладно, я только с виду грозный дядька. А в душе пухлый кролик.

— Дядь, ну отпусти меня! — залепетала я, а сама покорно плелась следом, осматривая просторный коридор. Интерьер был невероятно красивым. Здесь не было новомодного веянья холодной современности, наоборот… Натуральный дуб на полу, светлые с теплым отливом стены, уютная и комфортная мебель. Всё было продумано, выверено и создано для жизни, а не для красивых фоточек в соцсетях. — Ты уволил гору дизайнеров. А у меня опыта нет. Я только поступила в архитектурку, и мне бы с профессионалом поработать, чтобы уловить суть.

— Я их уволил, потому что они хотели превратить мой двор в петушарню, — зарычал он и кивнул в сторону груды глины, где торчала ромашка. И тут до меня дошло… Он что, перекопал территорию, чтобы стереть чью-то работу? Бля… Отбитый он, что ли? Головой мамка часто ударяла? — Слушай и внимай, Груша. Мне нужен аккуратный простор.

— Просто газон посеять, что ли? — я буквально опустилась в кресло и только тогда вспомнила, что джинсы болтаются на честном слове! Прижалась пятой точкой к спинке и притихла, осматривая вспаханное поле через панорамную стену.

— Газон я и сам посеять могу! — он рыкнул и обернулся, как-то быстро осмотрев меня с ног до головы. — Тебя как зовут-то, чудо чудное?

— Вера… Вера Вьюник… — выдохнула я.

— Вот теперь охренеть, — прохрипел Мятежный и вернулся к сверкающей кофемашине. — Значит так, Вера Вьюник, я передумал… Мне и так живётся неплохо. Давай, пей кофе, и я домой тебя отвезу от греха подальше.

— Это ещё почему? — у меня будто амнезия случилась. Я словно и забыла, что несколько минут назад отказывалась и буквально умоляла отпустить.

— Пей, Полторашка, — Вячеслав поставил передо мной чашку, а сам распахнул сдвижные двери в сад и закурил, выглядывая на парадную часть дома, где вновь засуетились рабочие. — Ты просила отпустить? Вот, считай, выполнено.

— А может, я передумала?

— С чего это? — он обернулся так внезапно, что рука дрогнула, и кофе щедрым плевком плюхнулся на мои многострадальные джинсы, а кожа вспыхнула ожогом. — Ой!!!