– Где ж они?
– Померли.
– Врешь!
– Вот те Владычица Небесная, не вру.
– Показывай запись, где похоронены.
Она пошла в сундук, достала, показала. Все рассмотрел.
– Ну, хорошо, что у тебя все в порядке, а то я думал: коли без ребят приедешь, коли в вошпиталь их отдала, поворотил бы я тебя от двора назад за ребятами…
Так все по-хорошему у них и кончилось. И бить ее не стал.
2. Кентавры
В Святки у нас на посиделках в карты играют, в монахи. Поздно расходятся. Нам страшно возвращаться. Мы, бывало, все отца просим:
– Папашенька, приди за нами. Барских собак боимся.
– Я и так устал, а еще за вами ходи.
Однако заходил, только рано, часов в двенадцать.
Под Новый год гадают. Ходят с чашкой к проруби, оттуда воду черпают и в чашку кольца бросают. С каждой песней вынимают по кольцу. Чье кольцо, тому то будет, что в песне поется.
– Папашка! Ты не знаешь, когда гадать станут. Лучше ты сегодня за нами не приходи. Мы сами придем.
Пели, играли. Стало поздно. Видим, ребята меж собой шушукаются. А ребята у нас – не дай бог, озорные. Ночью девка им не попадайся на улице.
Я говорю Дашке, сестре:
– Дашка, как бы чего не вышло! Уйдем потихоньку, нас и не заметят.
Вышли да прямо огородами, целиной, побежали к дому. Добежали до нашего одонья, спрятались туда, откуда батя старновку таскал, как крышу перекрывали.
– Давай, говорим, тут сидеть, поглядим, что на улице будет.
Вдруг толпа парней в проулок завернула, остановилась у Степановой избы. Василий Михайлин говорит:
– Вот что, ребята! Не мешать! Либо кузнецовскую Ульяшку, либо Параньку барскую, либо Наташку Федосьину поймаю и поймаю. Одна из них моя будет. Не хотят за меня замуж идти, а тогда сами проситься станут.
Дашка меня локтем в бок:
– Слышишь, Ульяна?
– Поймает! Вот она, я-то!
– А я – Дашку Кузнецову, – Федька Федосьин говорит.
А Дашка мне в ухо смеется.
– Как же! Так я тебе и далась! Как шибану, так с ног и слетишь!
А Федька Федосьин на ноги слаб. Прошка Серегин сказал:
– А я себе Катьку Коломенскую ловить буду.
Алешка Баландин Ваське Михайлину говорит:
– Ты девку Кузнецову (это меня, значит) не трожь. Она за тебя не хочет идти, а за меня, может, пойдет.
– Вот чертюк! Да ты с нею не справишься, она тебя заколотит, ты себе Феньку лови, она тебе пара.
– Все одно! Хошь ты ее и поймаешь, она за тебя не пойдет. Я ее возьму.
– Врешь, тогда не возьмешь: людей стыдно будет.
– Чего стыдно? И ей я скажу: знаю, мол, что тебя силом взяли, и твоей вины тут нет. Все, как было, ей и расскажу.
А Сашка Чапельник говорит:
– Ребята, ведь за такие дела и в Сибирь засылают!
– Хо-хо! – Все засмеялись.
– Дура была бы девка на саму себя показывать!
Тут они пошли на улицу и стали с девками заигрывать. Какие девки посмекалистее, сейчас же стали по избам расходиться. Василий Михайлин видит, что девок уж немного осталось, – давай Параньку ловить. А Паранька – резвая на ноги: как пустится к барскому дому! Он за ней, да никак схватить не может. А нам все из нашего одонья видно, – хоть за тучками месяц, а тучки-то светят. У ворот стал он ее настигать: девка в снегу вязнуть стала. Вдруг из ворот батя мой; он тогда у барина в рабочих старостах служил и отчет ему сдавал. Васька и повернул назад. Паранька стоит, никак отдыхаться не может. Батя потом рассказывал, – говорит ему:
– Дядя Илья, уж стыдно мне до чего, что ты видел, как ребята за мной гнались!
А он ей:
– Ты благодари бога, что повстречалась со мной.
А на улицу поглядеть, – вихрь! Девки мчатся кто куда, парни за ними. Васька от барских ворот вернулся да за Наташкой припустился. Та – шасть в первые сени.