И вдруг глаза зацепились за фото, брошенное Тумановым. Карточка так и лежала посреди стола.

На миг Глеб замер. Он всматривался в светлые волосы ниже талии. Правильные черты лица. Чуть припухлые розовые губы, изогнутые в нежной улыбке. Ямочка на правой щеке. Родинка на подбородке. И глаза…. Ярко-зеленые, будто смотрели прямо на Глеба.

Мужчина на рефлексах двигался, подгоняемый стонами любовницы. Но думал он совершенно о другой женщине. Он будто наяву представлял, что кожа у нее бархатистая и нежная. Волосы шелковистые и мягкие. Грудь чуть полновата, но легко умещается в крупных ладонях Глеба. Он все это чувствовал, осязал.

И кончил, тараня Карину, которая стонала, уткнувшись лицом в край стола.

Выдохнув, Широков отстранился. Привел одежду в порядок и вновь сел в кресло.

— Глебушка…, — начала Карина, однако Глеб предостерегающе прищурился, и проститутка исправилась: — Глеб, ты сегодня просто на высоте. Нет, ты, разумеется, всегда идеален, но сегодня…

— До завтра, Карина, — жестко оборвал Широков и вынул сигарету из пачки, лежавшей на столе, рядом с фото.

Он заметил, как женщина метнула взгляд к яркой картинке, но под тяжелым взором Широкова, отвернулась. Надев платье, любовница покинула кабинет Глеба. А мужчина взял в руку фото Тумановой.

Скорее всего, охрана уже привезла девушку в особняк. Значит, пора навестить новую собственность Глеба Широкова.

***

— Я не понимаю твоих слов, отец!

— Просто собери самое необходимое. Ты уезжаешь, — устало взмахнул рукой отец.

— Куда?

— Узнаешь. Сабина, сделай так, как велят, — уже громче и злее произнес он.

— Никуда я не поеду! Это и мой дом! — повысила голос, а отец скривился.

— Твоего дома больше нет, Сабина! Я его продал! Жить тебе негде! Собирайся! — заорал родитель, а я вздрогнула, но решила стоять на своем.

— Я! Никуда! Не! Поеду! — и топнула ногой.

Я чувствовала, как внутри просыпается ярость и злость. Опять! Он опять все проиграл! Как так можно? Как можно ставить на кон последнее, что имеешь?!

И тут же увесистая пощечина опалила огнем лицо. Я вскрикнула, прикрыла щеку ладонью. Горячие горькие слезы брызнули из глаз.

— Как ты можешь, папа?! — закричала я.

Отец отвернулся. Я видела, как седая голова поникла, а руки опустились вдоль тела.

Отец? Кажется, у меня его больше нет. Передо мной стоял совершенно чужой человек. Никто.

— Теперь ты принадлежишь Широкову, — только и сказал он.

— Принадлежу? Как такое возможно, отец? Разве…, — опешила я, хотя думала, что больнее ранить нельзя. Ошиблась.

Холодная, липкая паника окутывала все тело. Я была в шоке.

— Я ему задолжал, — глухо ответил чужой отныне для меня человек.

— Как…. Папа! Зачем??? — шептала я и уже громче: — Как ты посмел? Я не вещь! Ты не имел права! Мразь! Сволочь! Какая же ты сволочь!

— Забирайте, — повернувшись к двери, выкрикнул Туманов.

Я стремительно обернулась. В гостиную вошел бритоголовый верзила. Хищный взгляд и массивная челюсть не красили мужчину. Мне стало страшно, что именно так и выглядит мой плен. Это он? Это и есть Широков? Мерзкий тип. Ужасный.

— Я буду кричать! — честно предупредила я.

Верзила лишь усмехнулся, но не остановился, приближаясь и загоняя меня в угол комнаты.

Силы оказались неравны. Я вертелась ужом, крутилась, пыталась лягнуть, укусить громилу. Но меня все равно спеленали и закинули на плечо.

— Я ненавижу тебя! Ненавижу! Будь ты проклят! И дружка твоего ненавижу! Горите в аду вместе с Широковым! Уроды!

Я, не стесняясь, кричала во все горло. Но из особняка никто не вышел мне на помощь. Верзила загрузил меня в машину, толкнул на заднее сиденье. Однако я сопротивлялась изо всех сил. Лучше умереть, чем сдаться.