— Сама, — говорил властно откуда-то из глубины комнаты.

Он снова отошел назад? Не решилась обернуться.

Перекрестив руки на груди, дотронулась до плеч, спуская платье по рукам вниз до тех пор, пока оно не сползло черной лужицей к моим ногам.

— Перешагни через него, — продолжал наставлять меня Панкратов.

Сделала как велено, обхватывая себя за плечи. Ни перед кем из мужчин я не стояла в одном нижнем белье, чулках и туфлях. Раздетая, спиной к опасному мужчине, к человеку, разрушающему нашу с папой жизнь, ощущала себя особенно уязвимой. Кожа покрывалась мурашками под пристальным взором, указывая мне ту часть тела, которую он одаривал вниманием.

Адам медлил, не давая других указаний. А я нервничала из-за этой заминки. Хотелось уже закончить чертову экзекуцию, сделать все быстро, так же, как срывать пластырь. Проскочить этот момент, а потом анализировать случившееся, оставшись один на один со своими переживаниями.

— Сними лифчик, — наконец-то заговорил он.

Завела руки за спину, расстегивая крючки и робко скидывая бюстгальтер к ногам.

За окном кипела жизнь, люди куда-то спешили, гнали машины, но я не видела этой суеты, я смотрела на свое отражение в стекле, не узнавая эту распущенную девушку, так бесстыдно раздевающуюся перед малознакомым мужчиной. Не успела прикрыть руками грудь, как услышала следующий приказ:

— Трусики. Избавься от них.

Трясущимися пальцами стягивала по бедрам последний кусок ткани, отделявший меня от окончательного падения. Чем ниже опускались трусики по моим ногам, тем скованнее становились мои движения.

В голове пульсировало лишь то, что он видит не только мои обнаженные ягодицы, но и то, что у меня между ног, когда я наклоняюсь.

Лицо пылало от стыда. Быстро сбросив белье, одной рукой закрыла грудь, а второй треугольник между ног.

— Повернись! — голос как удар хлыста.

Судорожно вдыхая, медленно повернулась к мужчине, разглядывая рисунок на мраморной плитке на полу.

— Убери руки. Дай посмотреть, что я приобрел, — показалось, будто он насмехается надо мной.

Медленно отвела руки в стороны. Черные глаза обжигали кожу, лаская грудь, живот и добравшись до развилки между ног. Я не могла выдержать этого унижения, этого позора, снова закрылась.

— Руки! — рявкнул так, что я вздрогнула, снова открываясь для него.

Какого-то черта ничего не происходило. Он просто рассматривал меня и ничего не делал. Почему?

Нижняя губа задрожала. Это настолько унизительно, что я не знала, как буду жить дальше после подобного позора, но я тут же взяла себя в руки, шумно втянув воздух и позволяя ему заниматься тем, чем он хочет. В конце концов, лучше пусть просто смотрит. Взгляды возможно выдержать, а прикосновения… Прикосновения навсегда останутся выжженными на коже, и я никогда не смогу их смыть с себя.

Я не знала, нравилось ли Панкратову то, что он видел, не знала, жалел ли он о сделке. Но то, что он не пытался до меня дотронуться, говорило громче любых слов. Это означало, что я не возбуждаю его. И подобное развитие событий вполне ожидаемо. Он видел женщин красивее, страстнее, которые могли себя правильно подать, возбудить в мужчине желание, а не зажимались, стараясь спрятаться от его внимания, и не тряслись как кролики перед хищником. Глаза щипало. Ненавидела его за устроенную пытку. Уже решила, что дальше дело не зайдет, когда Адам оглушил следующим приказом:

— А теперь опустись на четвереньки, Ева.

— Что? — вскинула на него растерянный взор, но встретила лишь беспроглядную бездну в его глазах, на дне которой притаились демоны.