— А вы попробуйте сами попросить, объяснить причины, по которым вам необходим этот разговор.

— Так вдруг мои причины не понравятся этому человеку, и все равно не захочет разговаривать, что тогда? — его взгляд бесстыдно скользил по моему телу, и мне стало еще больше не по себе.

— Просто скажите, что вам нужно, и прекратим этот цирк! — не нравились его игры.

— Тебе нужно успокоиться, расслабиться. Присаживайся, выпей, Ева, — произнес мое имя растягивая, словно смакуя.

— Я лучше пойду.

Не успела сделать шаг к двери, как мужчина очутился возле меня, отгораживая от выхода и проклятого пилона, продвигая к дивану.

— Сядь, Ева, — в голосе послышались металлические нотки, и я, следуя инстинкту самосохранения, послушно опустилась на кожаную сидушку.

Мужчина смотрел на меня сверху вниз, и у меня холодок бежал по коже. Я смотрела на темно-синие брюки с идеальными стрелками, коричневые блестящие дорогие туфли и боялась поднять лицо вверх, но и молчаливо выполнять все, что вздумается этому самодуру, не собиралась.

— Что выпьешь? — голос твердый, не терпящий возражений.

— Я не пью с незнакомцами, — чувствовала, как медленно захлопывается капкан на моей ноге, и начинала задыхаться.

— Что. Ты. Выпьешь? — давил Адам Германович.

— Мне все равно, — начала отчаиваться.

Смотрела, как опасный брюнет наливал мне в бокал джин с тоником. Взял щипчики и кинул из ведерка со льдом несколько кубиков в напиток. А себе налил чистый виски со льдом. Протянул мне стакан, гипнотизируя взглядом, и лишь когда я забрала его, улыбнулся одним уголком губ.

Адам опустился на подставку для пилона прямо передо мной. Наши колени разделяло всего несколько сантиметров.

— Адам и Ева, — многозначительно смотрел на меня, улыбаясь. — За знакомство, Ева, — приподнял бокал, слегка стукнув о мой.

Во рту словно пустыня. Страх и неизвестность превращали меня в комок оголенных нервов. Жадно выпила половину содержимого стакана, чувствуя, как жидкость стекает по горлу и опускается по пищеводу вниз.

— А теперь я узнаю, почему оказалась тут? — осмелилась спросить.

— Все просто, Голубка, — отпил виски, слизав влажные капли с четко очерченных и немного капризных губ.

В этот момент я залюбовалась им и его суровой, жестокой красотой. Оказывается, он не так стар, как мне показалось в папином кабинете. Около тридцати, наверное. И все же, находиться рядом с ним опасно. Я чувствовала это каждой клеточкой тела, и сердце кричало о том, что это страшный, жуткий человек, и заигрывать с ним опасно. Но что от меня зависело?

— Твой отец отказывается помочь мне. А ты можешь попросить его пойти мне навстречу, — тон сменился на деловой.

— Я не вмешиваюсь в папину работу, — а вот такой поворот мне нравился еще меньше.

— Подумай, Ева. Со мной лучше дружить. Такие враги как я никому не нужны.

— Папа никогда не будет участвовать в незаконных схемах, — отставила бокал обратно на столик.

— Даже если попросит единственная дочь? — прищурился Адам. — Я ведь не обижу. Он будет щедро вознагражден.

— Единственная дочь не попросит его идти против совести.

— Совести, — хмыкнул Адам. — Совесть заканчивается там, где начинаются большие деньги.

— Это не про папу.

— Тогда, когда речь заходит о жизни или свободе, — обострились черты его лица. И теперь я увидела мужчину, не знающего отказов и компромиссов. — Рассуждения о совести перестают быть актуальными. Поразмышляй, Голубка, над моими словами, и если внезапно передумаешь, то позвони мне, — протянул пластиковую карточку.

— Этого не случится, — поднялась на ноги, игнорируя его жест.