– В груди жмёт, – скулю я, поправляя верхние девяносто.

– Ну извини! У меня нет таких выдающихся данных.

– Скажешь тоже. Просто я выше вот и побольше.

– Нормально! Садись, мне ещё расчесать твои кодлы нужно, – она скептически перебирает прядки волос. – Где ты была? С парашюта что-ли прыгала?

– Почти. Рус меня подвез. По трассе, на всей скорости – это покруче, чем с двух тысяч метров сигануть. До сих пор в ушах свист стоит.

Гера закончила с волосами, приступила к макияжу.

– Не двигайся! – берет в руки красную помаду. – Выпяти губы.

– Что ещё больше?

– Хоть я тебя люблю, Лилёк, но ты дура дурой! О таких губах каждая светская львица мечтает. Тоны препарата закачивает.

– Ага. А ещё полсотни лосей, – я поворачиваюсь к зеркалу.

– Класс! – мрачно говорю я. – Сегодня на арене, Лилия и ее поющие губы. Как думаешь, из космоса будут видны эти вареники?

– Ой, всё! – Гера театрально закатывает глаза. – То что о тебе говорили в детском доме эти марамойки, это просто зависть! Каждый пацан там бегал за тобой, – Гера понижает голос. – Даже Рус!

– Фу! Он мне как брат!

– Но он так не думает. Просто ты ничего не хочешь замечать.

– Лия! Пошли! – Рус вешает на плечо бас-гитару и пропускает меня вперёд. – Тебе так идут платья. Зачётно выглядишь, – пытаюсь его обогнуть. – Лия, – он тормозит меня, придержав за локоть. – Я это…

– Рус! Пошли! – зовёт барабанщик.

– Потом. Хорошо? А то нам не заплатят.

Мы стоим возле импровизированной сцены, за кулисами.

– Татьяна Сергеевна здесь, – говорит Рус, заглядывая через мою голову.

Татьяна Сергеевна это наш гуру и учитель. Именно ей мы обязаны тем, что увлеклись музыкой, а не шатались по подвалам и кладбищам, как другие детдомовские. Были заняты делом.

– Где? – я шарю по ресторану глазами, замечаю её в самом дальнем углу. Тут дорогой ресторан. И без заказа не разрешат смотреть представление. Она потратила половину своей зарплаты, чтобы просто посмотреть как её детки пробиваются в жизнь. В то время, как моей маме всё равно. Она считает это блажью. Говорит, что в стриптизе я бы могла больше зарабатывать. Аж в глазах защипало.

– Ты чего?

– Ничего, – прокашливаюсь. – Просто тушь раздражает. Я же не крашусь.

– Тебе и без косметики хорошо, – эти взгляды Руслана и разговоры. Я же для него свой парень. И меня это устраивает, а он сейчас все портит. Смотри на меня как теленок. С тоской.

А я смотрю ещё раз в зал. Внимание привлекает компания двух девушек и двух парней. Среди которых я узнаю Марка. Он что-то говорит, лениво развалившись на стуле, вальяжно закинув девушке руку на плечо. А она смеётся. Слишком громко. Я бы сказала: ржёт как лошадь.

Объявляют наш выход. Свет гаснет, прожектор светит только на высокий стул, возле микрофона. Я прохожу и сажусь на него, тряхнув волосами, улыбаюсь Татьяне Сергеевне и машу ей рукой.

Рус играет медленную композиции, прикрыв глаза, позволяю музыке завладеть мной, пропитываюсь каждой нотой. Пою на английском известный хит. Мою щеку жжет настойчивый взгляд компании слева. Там где сидит Марк. Я не обращаю внимания. Пытаюсь вложить в песню всю душу, пережить её с героиней.

После, звучат аплодисменты. Адреналин бежит по венам. Можно пофантазировать, что наша группа стала известная и мы поем перед тысячной аудиторией. Глупые несбыточные мечты. В душе я понимаю, что все так и будет. Мы до самой пенсии будем мотаться по ресторанам и кабакам.

Спев три песни меня зовёт Рус.

– Псс! Лия! У меня медиатор сломался. – я отворачиваюсь от микрофона.

– Что?!

– Сделай что-нибудь.

– Дорогие гости! – с улыбкой говорю я. – У нас небольшие технические неполадки. Через несколько минут мы вернёмся.