Мне вот так не кажется. Я думаю, это будет Эльвира.

Не знаю, такое предчувствие.

— Давай не будем ссориться? Идем, она нас ждет, чтобы сказать важную новость.

— Ладно, я только переоденусь.

Я замечаю пятно на ее платье.

Липкое такое… и еще что-то белое в волосах.

Догадываюсь, что это сперма.

Господи, это позор века.

— Я очень надеюсь, что ты ему только отсо... соса… — Боже, не могу эту гадость вслух произнести. — А не отдала неотёсанному пройдохе свою девичью честь.

Буркнув это, я с силой хлопаю дверью.

Спустя пять минут, мы замираем перед мамой по струнке смирно как два солдата, ожидающие приказа.

— Ну, девочки, у меня для вас важная новость.

Делает паузу, тщательно нас рассматривая.

— Вы обе мои бесценные красавицы, но… одна из вас очень скоро выйдет замуж.

Мы нервно переглядываемся.

— Господин Рустам Айдаров станет чьим-то женихом… Он очень богатый и влиятельный человек, одной из вас очень повезет, — мать сверкает своими карими глазами. — Я сделала выбор. Он оспариванию не подлежит. Итак… женой Рустама Айдарова станет… Ми, — она откашливается. — Эльвира.

— Что?! Нет! — вскрикивает сестра, накрыв лицо ладонями.

Эля заплакала, а я её обняла и попыталась утешить.

— Не плачь, малышка, ты будешь счастлива. На тебе важная миссия, — мама встает с кресла и обнимает сестру, затем обнимает нас обоих. — Ты спасешь наши жизни, ты должна это сделать, Эля, должна…

Вот и все.

Сестру просто поставили перед фактом.

У нее нет выбора, и она согласилась. 

4. Глава 4.

Спустя несколько дней.

— Эля, — я настойчиво стучу кулаком в дверь, застыв напротив комнаты сестры.

Она открывает дверь лишь спустя минуту.

— Ты умерла что ли? — бранюсь, топнув ногой, когда она в коем-то веке появляется передо мной в проходе.

Боги, что с ней?

Вся красная, как вареный рак, неряшливая. Её волосы растрепаны, а халат помят и висит на ней как половая тряпка.

Не леди, а мочалка какая-то, которой унитаз мыли.

— Что ты там делала? Почему не открывала? Не могла до тебя достучаться.

— Я э-это… да я п-просто… в ванне была, не слышала, — заикается.

Эля пытается плотно закрыть дверь, не пуская меня на территорию комнаты, но я со всей силы толкаю дверь ладонью и вхожу.

Тщательно осматриваю спальню, морща нос.

— Ну и бардак…

— Да, бардак! У меня депрессия, чтоб ты знала, — шипит сестра, размахивая руками.

— Давай заканчивай депресовать, мы всё равно ничего не можем изменить. Если ты не выйдешь замуж за Айдарова, нас всех убьют. Убьют также, как убили… — сглатываю болезненный ком в горле. —  Мухтара.

— Да плевать мне на этого пса, не утрируй!

— Не смей так говорить! Мухтар бросился под пулю, спасая нас, когда бандиты вломились в наш дом, угрожая расправой...

Сестра молчит, напрягая челюсти, нервно поправляет на себе мятый халат. Её соски торчат под тонкой, шёлковой тканью. Я догадываюсь, что под ним ничего нет. Она абсолютно голая.

Если у сестры депрессия, то почему она возбуждена?

Или мне просто показалось, ведь здесь холодно.

Я читала, что, если женщина испытывает возбуждение, то её соски набухают и становятся твердыми. К сожалению, это всего лишь факт из учебника по половому созреванию, который я читала в академии будущих леди. На практике такого я еще не испытывала — нам строго запрещено контактировать с мужчинами.

Мне двадцать. Я не знаю, что такое возбуждение, тем более, не знаю, что такое оргазм. Радости секса, минет…

Чёрт, зачем я сейчас об этом думаю?

Разумеется, я примерно представляю, что-это такое, но не точно, я ведь еще никогда не оставалась наедине с мужчиной. Такие правила, такое воспитание.