Кудрявые волосы телохранителя, мягкие и пушистые, спадали на лоб, создавая легкую тень на глазах. Мне хотелось передать эту легкость и воздушность на бумаге, но каждый штрих казался недостаточно точным.

Его глаза… Они такие глубокие и теплые, словно приглашали заглянуть внутрь. Я старалась не встречаться с ним взглядом, боясь потерять концентрацию, но иногда они все же случайно пересекались, и ловила себя на том, что замирала на долю секунды.

Взгляд Эмилио был таким нежным, словно он пытался сказать что-то важное, но я была слишком поглощена работой, чтобы заметить это.

Руки же сложены на подлокотниках кресла, и длинные пальцы одной постукивали по мягкой поверхности. Обратила внимание на аккуратные ногти и тонкую кожу, словно никогда не знавшую тяжелой работы. Его губы были чуть приоткрыты, и временами он едва заметно улыбается, будто находя забавным мое усердие.

Портрет постепенно обретал очертания, но мне казалось, что я упускаю что-то важное. Хотелось передать не только внешность мужчины, но и ту внутреннюю силу, которая исходила от него. Его спокойствие и уверенность завораживали, и мне не терпелось запечатлеть это на бумаге.

– О чем ты думаешь? – спросил Эмилио, резко выбросив меня из раздумий, что чуть не выронила карандаш.

Мгновенно отведя взгляд, опустила глаза в блокнот.

– Ни о чем.

Его губы растянулись в улыбке, чуть оголяя белые зубы.

– Красиво?

– Что? – замираю.

– Красиво получается? Тебе нравится?

– А. – облизав губы, вновь посмотрела на портрет. – Неплохо.

– Но?

– Но… – согласно кивнула я. – Можно гораздо лучше. Заберешь?

– Конечно. – усмехается. – Еще спрашиваешь. Я все свои портреты, нарисованные тобою, храню.

– Написанные, а не нарисованные. – улыбаюсь, поправляя его.

– Пора бы запомнить. – на выдохе произнес друг, улыбаясь в ответ.

Вырвав лист из блокнота, подошла к Эмилио и протянула ему портрет.

– Если хочешь, можем съездить к твоему любимому деду, чтобы он, наконец, научил тебя писать эти портреты так, как ты того хочешь.

Я нахмурилась:

– Тебе не нравится?

Неприятный укольчик кольнул куда-то в грудь. Даже понимая, что портрет получился не таким, каким я его хотела видеть, мне все равно хотелось, чтобы Эмилио он понравился, как и все предыдущие. Возможно, это наивно и по-детски, но эта неловкая обида внутри, все равно появилась.

– Мне всегда нравятся твои рисунки, Никки, чтобы на них не было изображено. – попытался успокоить меня он, а после, подставил к своему лицу портрет. – Мы похожи?

Хмыкнув, улыбаюсь краем губ, но не успела ответить, как Эмилио резко поднялся с кресла, вручив мне портрет в руки, что я опешила, пока до меня не дошло, что происходит.

В гостиной появился Руди со своей развязной походкой и в темно-синем смокинге с белыми контурными львами по всему пиджаку, держа в руке пальто. Он подошел к нам и заглянул мне через плечо, прямо в лист бумаги в моих руках. Взгляд старшего брата метнулся к Эмилио, чье выражение лица было каменным.

– Вы же не мутите? – вдруг спросил Руди, жуя ментоловую жвачку и метая взгляды с меня на Эмилио.

– Что?! – пискнула я, ощутив, как вспыхнули жаром мои щеки. – Нет конечно.

Брат скрестил руки на груди и наклонил по-птичьи голову вбок, глядя на Эмилио:

– Это потому, что запрещено, или…

– Или. – совершенно спокойно отвечает мой телохранитель.

Руди вставил сигарету между зубов, но подкуриваться не торопился.

– Какие вы скучные. – фыркнул он. – Замутили бы.

– Руди. – одергиваю его. – Что ты несешь?

Брат пожал плечами с озорной ухмылкой на лице.

– Я пошутил, Ангел. – и эта ухмылка превратилась в опасный оскал, когда он лишь взглядом «убил» Эмилио. – Только попробуй, и узнаешь, какие на вкус твои яйца.