На пороге – точнее, прислонившись к дверному косяку – стоял мужчина. Судя по всему, он был пьян в стельку. В одной руке он держал мушкетон, в другой – бутыль виски. Он пил прямо из горлышка, проливая добрую половину содержимого на замусоленную рубаху. Видимо, когда-то он был здоровяком, но сейчас совсем опустился. Седые волосы поредели, а серые глаза щурились от света. Остается только гадать, как такой человек мог быть отцом красавицы Эллен.

– Папа, – снова сказала Эллен, – это твоя племянница Катриона из Эплкросса.

Эбенезер Бэлфур посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей.

– Дочка Дэви, – заплетающимся языком проговорил он. – Твой отец умер, и только это привело тебя к двери моего дома.

Я услышала, у Эллен от резкости его слов перехватило дыхание.

– Да, сэр, – ответила я. – Так и есть.

Я увидела проблеск изумления в его глазах.

– Гордая, – сказал он, – прямо как твой отец.

Он облокотился о деревянный стол, и тот затрещал под его тяжестью.

– Мы повздорили, – сказал он, опустившись в большое кресло, стоявшее во главе стола. – Он рассказывал тебе об этом, девочка?

– Нет, он ничего мне не рассказывал, – холодно сказала я, сразу поняв, что дядя Эбенезер мог поссориться даже со святым. – Но я очень рада, что нашлись родные, которые приютили меня, – добавила я. – Спасибо, сэр.

Слова благодарности словно застревали у меня в горле, и приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы выжать их из себя. Но, несмотря на холодный прием, оказанный мне дядей Эбенезером, мне бы не хотелось, чтобы меня назвали неблагодарной. В конце концов, в Глен-Клэр мне предложили кров.

– Здесь для тебя ничего нет, – сказал он, прикрыв глаза. Он кивнул в сторону Эллен. – Она уже сказала тебе? Я пропиваю весь доход, какой приносит поместье. – Он отсалютовал бутылкой.

– Поблизости контрабандисты, – поторопилась перевести Эллен. – Катриона встретила их на дороге.

Нахмурившись, дядя Эбенезер снова опустил бутылку:

– Я знаю.

Эллен принялась рассеянно крошить хлеб:

– За ними гнались двое таможенников. Завтра они обещали нас навестить.

Дядя Эбенезер бросил на нее презрительный взгляд:

– В таком случае ты уж постарайся, отвлеки их. Нам здесь ни к чему чужаки, которые суют нос в наши дела.

Эллен болезненно вспыхнула, но промолчала. Дядя Эбенезер хлебнул еще виски.

– Ну, Катриона Бэлфур, сознавайся: надеялась, что здесь тебя ждут богатство и роскошь?

Я посмотрела на Эллен, но она явно избегала моего взгляда. Ее лицо выглядело измученным и холодным.

– Признаюсь, сэр, – сказала я, – когда я услышала о своей зажиточной родне, я подумала, что вы можете мне помочь. – Я повысила голос. – Но я – не попрошайка. Мне не нужно ничего, что дают неохотно. Я всегда могу вернуться в Эплкросс и зарабатывать себе на жизнь.

Эллен изумленно посмотрела на меня:

– Работать?

– Ага, – грубо сказал дядя Эбенезер, – вот чем тебе полагалось бы заниматься, девчонка, если бы твоя мать не забила твою голову разными глупыми аристократическими замашками и не воспитала тебя ни на что не годной! – Он потянулся за хлебом, отломил кусок и сунул его в рот. – Посмотрим, – сказал он. – Нам здесь лишние рты ни к чему!

Я встала. В тот миг я была так зла, что была готова вернуться в Эплкросс хоть пешком. Затем я поймала взгляд Эллен. Она умоляюще смотрела на меня, и я вспомнила, как долго она мечтала о родственной душе.

– Я покажу тебе твою комнату, – быстро сказала она, хватая свечу. – Извини нас, папа.

Дядя Эбенезер фыркнул:

– Комнату! Чулан для метел, полный крыс, – вот место для дочери Дэви.