— Босс, а ты уверен? — настороженно интересуется Бизон.

Бросаю на него короткий взгляд. А он добавляет:

— Ну, в том, что она точно не подстава.

— Уверен.

Процентов на семьдесят. Стопроцентно уверенным в наше время ни в чём быть нельзя. Невозможно. Всегда остаётся вероятность, при которой тебя поставят раком и поимеют во все щели, как только утратишь бдительность.

К тому же, любая из этих вероятностей не отменяет тот факт, что один особенный секретик, до которого я докопаюсь, у фейки всё же имеется…

— Ну да, вряд ли бы побежала именно сюда за помощью, если и правда была причастна к краже, не самоубийца же, — вздыхает бета. — Если, конечно, это тоже не очередная подстава, — добавляет уже с сомнением.

— Например, от кого? — смотрю хмуро.

— Да кто ж его знает? — пожимает плечами Бизон. — Уильямсы, Стоуны, Эмерсоны, Симонсы, — принимается перечислять фамилии тех, кто умудрился в своё время откусить свой собственный кусок от этого города, и теперь заправляет этой территорией. — Ноэль когда-то знатно трахнул мозг каждому из них, чтоб они все заточили зуб на Моро, — усмехается следом.

Я же кривлюсь при упоминании имени родного брата. Терпеть не могу, когда вспоминают о нём. Вот и бета втягивает голову в плечи, запоздало соображая, какую ошибку совершил.

— В любом случае, раз уж эта твоя ляля — единственная из остающихся ниточек, ведущих к Ориону, на этот раз глаз с неё не спустим, точно больше не сможет сбежать, — поспешно переводит тему разговора Бизон.

Коротко ухмыляюсь, вспоминая, сколько энтузиазма и изобретательности у фейки. Моим парням однозначно несладко придётся. Сказать им, что ли, чтоб статуи и все цветочные горшки поубирали из дома?..

Не говорю. О другом вспоминаю:

— Сказал тот, от кого эта кроха сбежала за четыре секунды.

Бизон обиженно сопит. И не менее обиженно припоминает:

— Ты ж сам сказал, не калечить.

— А что, до других вариантов не додумался?

На этот раз никаких оправданий не следует.

— Застала врасплох, — вздыхает Бизон. — Я ж не знал, что она такая…

— Ага, она такая… — по-своему соглашаюсь я.

Вечерняя прохлада делает каждый новый вдох с сохранившимся в лёгких привкусом зимней смородины терпимее. Задняя часть территории за особняком отгорожена и изолирована наглухо, никаких лишних свидетелей. Пойманный при попытке побега (и чего в последнее время от меня все так стремятся убежать?) пленник, проведший в моём подвале последние двое суток, стоит на коленях и начинает что-то причитать при моём появлении. Выходит не особо внятно, с учетом, что у него не остаётся ни одного зуба, да и я сам не особо стремлюсь разбирать. Вместо этого, остановившись перед ним, спрашиваю у того из ребят, что стоит по правую сторону от смертника:

— Что-нибудь новое выяснилось?

А то зря что ли они его десять кварталов пасли после того, как ему позволили безнаказанно свалить отсюда?

— Нет, босс. Завалился к бывшей. Ныл, что его кто-то наебал, а он не при делах. Ничё нового, — становится мне ответом.

Ну, раз ничего…

Грохот выстрела режет по ушам всем присутствующим. Но никто не отворачивается. Все сохраняют безразличные рожи, когда я спускаю курок, отправляя смертнику контрольный в голову. Пороховой след окончательно затмевает сохранившиеся остатки запаха с привкусом зимней смородины, а я невольно задумываюсь о том, будет ли фейка кривиться, когда я вернусь к ней в таком виде. Крови на мне нет, она остаётся тонким ручейком, стекающим по брусчатке, когда труп заваливается на бок и падает на неё.

— Его закопать или в Гудзон?

— Да хоть сожгите, мне похер.