Бандиты вытащили женщин на центр поляны, но ничего не предпринимали. Ждали. И Оливия понимала кого.
Талер подошел через минуту, как всегда с легкой улыбкой. Отпустил какую-то шуточку — из кареты не было слышно какую — и бандиты разразились смехом. Потом постоял напротив служанок и с той же улыбкой отдал короткий приказ. Обеих несчастных тотчас же схватили, связали им руки, а длинные концы веревок перекинули через нависшую над поляной дубовую ветвь. Натянули, так что женщины привстали на самые кончики пальцев, и завязали вокруг сука.
А потом один из бандитов, повинуясь слову Талера, небрежно распорол у служанок платья, обнажив спины. Наказание! Вот что собирались сделать бандиты!
Наверняка женщины попытались бежать, их выследили, поймали и теперь…
— О нет! — прошептала Оливия и зажмурилась от ужаса.
Разбойники не походили на тех, кто знает меру в том, как и когда наказывать провинившихся слуг.
В замке де Соль иногда происходило подобное, но отец всегда строго следил за теми, кого наказывают, и теми, кто наказывает, прекрасно понимая, что такой момент — лучше не придумаешь для сведения старых обид или счетов. И если уж кого-то из слуг пороли за провинность, то бедняга, отлежавшись день, вполне был способен встать и дальше исполнять свои обязанности. В том, чтобы тешить внутреннего зверя, запарывая слуг до смерти, бароны де Соль не нуждались.
Оливия прикусила губу чуть ли не до крови. Она угадала — один из бандитов, сухопарый и уже не молодой, скинул куртку, чтобы она ему не мешала, и снял с пояса кнут.
Неспешно распустил его, пару раз взмахнул — сквозь стекло Оливии не было слышно, но наверняка кончик свистел, рассекая воздух. Потом бандит дождался разрешающего кивка от Талера и ударил.
Оливия не знала, силен удар или слаб, но крик девушки зазвенел в ушах. За первым последовал второй, потом третий.
Палач бил по очереди, разукрашивая спины служанок красными полосами.
Оливия смотрела на их мучения и сжимала кулаки, понимая, что ничего не может сделать. Собственное бессилие ужасало и доводило до бешенства. Разбойники не смели так поступать! Эти люди — слуги герцога — ни в чем не провинились.
Хотелось броситься вон из кареты и остановить ужасную забаву, но при всей своей неприспособленности к жизни вне замка Оливия понимала — она сделает только хуже. Чтобы насладиться ее муками, забаву никто не остановит, напротив, могут сделать еще хуже.
Особенно сильный крик резанул по ушам, и Оливия, не выдержав, все-таки рванулась к выходу, но вместо дверцы со всего маху врезалась в чужую твердую грудь, вскрикнула и отшатнулась.
Ройс, а это был именно он, спокойно закрыл за собой дверь на задвижку, стянул с головы черный платок, удерживающий волосы, и расположился напротив. Похоже, что он лично принимал участие в погоне — сапоги у него были грязные, рукав рубашки порвался на плече, а кожаный жилет был испачкан смолой.
— Как тебе зрелище?
— Отвратительно, — Оливия нахмурилась. — Бить женщин, да еще кнутом. Я думала, что вы мужчины…
— Дорогая овечка, мы конечно, мужчины, в чем в скором времени ты убедишься.
— О да! Бить беззащитных…
— Но мы мужчины, которые очень хотят жить, — лениво продолжил Ройс, а потом обезоруживающе улыбнулся. — Эти две шлюхи рванули в лес прямо в сторону одной из пограничных крепостей. А крепости, как сама понимаешь, не стоят пустыми, в них есть солдаты. И вот, дорогая овечка, мы отловили этих двух заноз, когда они уже добрались до реки. Одна из них, оказывается, дочка лесничего герцога и неплохо разбирается в здешних чащобах. Пришлось погоняться. Хорошая вышла охота.