Все равно для того, чтобы удобно уместиться вдвоем с бессознательным телом, понадобилось некоторое количество времени, возни и компромиссов с собственными понятиями о приличиях. Подушку пришлось оставить ему, но лагранжевское плечо ее вполне заменило — хоть и жестковато, но практично!

С трудом победив соблазн в принципе устроиться не столько рядом, сколько на, обвив руками и ногами со всем комфортом, я закрыла глаза и почти мгновенно провалилась в сон. 

3. Глава 2

Я проснулась от щекотки. Рефлекторно дернула плечом, пытаясь прикрыть шею, когда по ней мазнуло что-то теплое, и попыталась глубже зарыться носом в подушку, нащупывая соскользнувшее одеяло.

Одеяло не нащупывалось. Зато вместо него нащупалась мужская рука, лежащая на моем бедре. Пальцы стиснули тазовые косточки, вдавливая мою попу во что-то твердое, и шею снова щекотнуло — теперь горячим воздухом и, кажется, губами. 

— Хм… — задумчиво прозвучало над ухом, и я окончательно пришла в себя, пружиной подскакивая на кровати. 

— Ты что?!.. это что?.. — пискнула я, вжимаясь в стену. Еще осоловевшая и с трудом соображающая после сна. Нет, я не забыла, что у меня в кровати вчера оказался придурок Лагранж, но он должен был — просто обязан! — быть бессознательным.

— Это утро, детка, — хрипло отозвался парень, с сонным прищуром глядя на меня снизу вверх. — До подъема еще почти час, так что у меня еще есть время хорошенько отблагодарить тебя за помощь. 

— Иди в задницу, Лагранж, натурой не беру, — огрызнулась я и нервно сглотнула. 

— Сначала “иди в задницу”, а потом “натурой не беру”. Ты очень противоречивая, седая девочка. 

Он сел и с хрустом потянулся, демонстрируя мне позолоченную утренним солнцем светлую копну волос, грудь расписанную моей кровью, которая за ночь местами стерлась, местами высохла и превратилась в бурые потрескавшиеся полосы, и впалый живот с хорошо очерченной мускулатурой. 

Очень тяжелой мускулатурой! Со вчерашнего вечера лично я теперь люблю задохликов, надо об этом помнить!

— Раз очнулся, проваливай, — хмуро потребовала я, проигнорировав подначку. 

Лагранж провел рукой по груди, растер между пальцев засохшую кровь.

— Изобретательно. 

Очень хотелось фыркнуть что-то вроде “до твоего мнения мне дела нет”, но я — невидимка, я не втягиваюсь в противостояния. Вместо этого я как можно равнодушно бросила:

— Знаю. На ногах стоять можешь? Тогда уходи. 

— Зачем? — Лагранж откинулся обратно на подушку, с комфортом закинув руки за голову. — Хорошо лежим! И вообще пока ты не проснулась, тебе вполне нравилось. 

Я уперлась спиной в стену и ногами спихнула с кровати наглое тело.

Тело такой подлянки от меня все же не ожидало, поэтому не удержало равновесия и свалилось. Лагранж перевернулся в процессе, упал на колени и быстро выпрямился, но серые глаза опасно сверкнули. Мои пальцы машинально сжались в кулак, активируя еле заметные шрамы рун на внутренней стороне ладони. Невидимка-невидимкой, а совсем без конфликтов в Горках нельзя, и тут или ты, или тебя. И если тебя, то в покое уже не оставят, а если ты — то шанс есть. 

Даниэль не мог этого увидеть, разве что по напряженной позе уловил, что я готова дать отпор, но попытки вернуться на постель или отомстить за удар, не сделал. Вместо этого, направился к шкафу и беспардонно его распахнул. Протест и жажда за шкирку вытащить нахала из моего личного имущества, зачахли мгновенно, стоило Лагранжу вынырнуть из недр шкафа с тазиком, кувшином и полотенцем. Многие из старожилов предпочитали хранить принадлежности для умывания у себя, чтобы не бегать каждый раз в общую ванную.