Так вот почему деревня показалась мне другой. Просто изменился ракурс, с которого я на нее смотрел.

– Зачем? – не понял я. – От этого же путь длиннее в два раза.

– Чтоб волки тебя за задницу не укусили.

Проследив за тем, как Кирилл, притоптывая, стряхивает с обуви снег, я нехотя произнес:

– Спасибо, что вывел из чащи.

– Пустяки. Но больше не плутай. Особенно в окрестностях этой рощи.

– Почему? Что с ней не так?

– Я тебе не энциклопедия, – разозлился Кирилл. – Просто больше туда не ходи. И подснежники рвать не смей, понял?

– Понял, – кивнул я.

Судя по всему, роща там была уже давно, но я о ней ни разу не слышал. Даже баба Шура, которая знала окрестности как свои пять пальцев, ни слова мне про нее не рассказала. Да и я, который с детства бродил по всей деревенской округе, предоставленный самому себе, ни разу не натыкался на это странное место.

Если бы я верил в волшебство, то подумал бы, что место заколдованное. А так в голове было пока только одно: Кирилл страдает какой-то извращенной формой садоводства, и экспериментирует над разными видами подснежников, которым нипочем морозы. Глупо, согласен, но иначе я пока не мог объяснить его ревностное отношение к странной роще.

Будто зная, о чем я подумал, Кирилл бросил на меня злобный взгляд и поспешил по своим делам, оставив меня одного на тропинке размышлять о странной роще и не менее странных красных подснежниках.

Однако холод заставил меня почти сразу же последовать за Кириллом. Пальцы ног я уже давно перестал ощущать и, подходя к дому бабы Шуры, вспоминал первую помощь при обморожении конечностей.

«Необходимо создать обездвиженность поврежденного участка тела, переместить пострадавшего в теплое помещение, дать теплое питье», вспомнилась цитата из школьного учебника по основам безопасности жизнедеятельности.

Баба Шура с этих указаний лишь посмеется. Плеснет мне стопку своей брусничной настойки и заставит выпить ее залпом. Затем нальет в тазик кипятка, накидает туда разных сухих трав и усадит меня рядом с печкой, греть ноги в приготовленной горячей жидкости. Сердце оттает и забьется сильнее, разгоняя кровь по венам. Постепенно начнет клонить в сон, а по телу разольется приятное тепло.

Предвкушая приятные ощущения, я взбежал по ступенькам на крыльцо знакомого дома и нетерпеливо постучал в дверь.

Я репетировал эмоции перед зеркалом каждое утро. Знал почти все их виды и мог легко считывать настроение с лиц людей. Сейчас я выбрал из своего арсенала приветственную улыбку и принялся ждать, когда появится гостеприимная баба Шура.

Долгое время никто не открывал, и моя улыбка начала медленно таять. Однако, когда в сенях послышались торопливые шаги, я снова растянул губы и приподнял их уголки.

Дверь со скрипом открылась.

На пороге, кутаясь в серую шерстяную шаль, стояла Аля.

На кухне витал ароматный запах травяного чая и запечённых яблок. Баба Шура разливала кипяток по чашкам, Аля скромно сидела в углу стола и размешивала сахар в чашке с черным кофе.

– Так к чему было вранье с учебой заграницей? – спросил я, глядя на девушку.

Когда я видел ее в последний раз, в начале осени, она уже была осунувшейся и грустной, но теперь будто стала старше сразу лет на пять и была бледной, как полотно.

Баба Шура бросила грустный взгляд на внучку. Налив мне и себе чай, она пробормотала что-то непонятное себе под нос и вышла из кухни, оставив меня наедине с похожей на призрак Алей.

– Если это тайна, то я не настаиваю, чтобы ты ее рассказывала, но если вдруг захочешь поделиться, то знай: я никому ничего не расскажу, – сказал я фразу из какого-то фильма. Там главная героиня боялась рассказать своему парню, что беременна.