«Что угодно! Пусть меня кархадоны сожрут, пусть я буду каждую ночь тонуть в Великой бездне, пусть мерры утащат меня к себе в Подводное царство – Заступница, что угодно, только не это!»

Но Заступница не отвечала…

– Долг лекаря – с рассветом открывать двери свои. – Она рывком села в постели и тотчас зажмурилась. – А добросовестные целители… к коим я не отношусь, конечно… встают до восхода, ибо в их помощи нуждаются те, чей труд начинается с первыми солнечными лучами: сие есть непреложная обязанность каждого, кто наделен Даром. – Эсме робко приоткрыла один глаз и, убедившись в том, что две табуретки и комод смирно стоят на своих местах, а ее голова не свалилась с плеч, опустила на пол босые ноги. Пятки закололо – вчера она забыла вымести песок, хуже которого в Тейравене были только чайки-крикуны.

«Лучше бы уборкой занялась, чем всю ночь вертеться с бока на бок».

– Великий дар, ниспосланный Небесами, должно использовать во благо суши и моря. Так говорит Эльга, и я следую ее заветам. Да минуют шторма Капитана-Императора, да будет Заступница к нему благосклонна, – последнюю фразу девушка протараторила скороговоркой, совершенно не заботясь о должной почтительности по отношению к царственной особе. Императора, который заживо гнил в своем дворце где-то далеко на северо-востоке, лечить следовало не молитвами – если вообще его болезнь можно было вылечить.

Муть перед глазами постепенно улеглась, но шум в ушах остался. Эсме мрачно подумала, что спасти ее может только обморок, причем глубокий – ведь потерявшие сознание не видят снов. Или видят? В любом случае идею с обмороком стоило опробовать, но для этого придется постараться, потому что целителю ой как непросто лишиться чувств – для этого ему нужно, без преувеличения, устать до смерти.

Она запустила руку под кровать и выудила предусмотрительно оставленный с вечера флакон из зеленого стекла, тщательно закупоренный пробкой. К острому запаху снадобья, что содержалось внутри, она так и не сумела привыкнуть, но вкус был еще хуже.

Открыть аккуратно, не расплескав ни капли.

Пальцами левой руки зажать нос, чтобы не стошнило от запаха.

А теперь выпить…

– Кракен меня раздери! – взвыла Эсме, когда жидкость обожгла ей горло и ухнула в желудок. – Ух, га-адость.

Зелье предназначалось для того, чтобы взбодрить уставшего целителя. Существовала слабая вероятность, что измученное тело Эсме взбунтуется против очередной встряски и даст наконец искомый результат – обморок. Только очень упрямый человек мог бы ради этого глотать противное снадобье день за днем, надеясь, что оно наконец-то подействует не так, как обычно. Впрочем, выбор был невелик: либо она весь день слоняется по дому снулой рыбиной, либо – раз уж проснулась и намерена открыть двери – пьет эту ни с чем не сравнимую гадость. Недаром Велин, ее учитель, частенько повторял: «Ты упрямей кархадона…»

На сей раз Эсме опять не повезло – всего-то через несколько ударов сердца в голове прояснилось и даже глаза болеть перестали. Значит, предел ее возможностей еще не наступил и впереди еще сутки мучений.

Или не сутки…

Целительница медленно оделась – она носила белую рубаху с подвернутыми до локтя рукавами и широкую серую юбку до щиколоток, – потом расчесала волосы и повязала голову темно-зеленым шарфом.

За окном просыпался город. Небо заалело на востоке; море пряталось за городскими крышами, выдавая свое присутствие верхушками мачт и стаями чаек-крикунов – они, как всегда, снялись с насиженных мест еще до рассвета.

«Они никогда не спят. Мерзкие создания».