“Угомони это!” — попросила Эмма у внутреннего голоса.

“Ой, милая, еле держусь”, — невозмутимо ответил он.

 — Ну-ну, не переживай. Свадьба. Денежки. Общий счёт станет твоим, и поминай, как звали! Неужели такие дурёхи, как Эмма, считают, что кто-то женится на них, а не на их деньгах и батюшках? 

 — Ха! Видал, как её родитель светится? Зе-емлю пообещал! Землю, Майлз! Не поместье, не один из своих домов, а… землю! У моря. Что? Что это вообще за подарок такой? И главное, он считает, что прямо-таки расщедрился, а мы якобы построим всё как хотим. Эмма уже душу выела со своими чертежами!

И только тут из глаз Эммы побежали горячие слёзы обиды. Жуткой обиды! Она и правда бегала с чертежами и планами… Она и правда хотела всё сама… всё для них. Так верила в свой домик у моря, остеклённую мансарду… белое крылечко.

Слёзы катились и катились… ярко-бирюзовые, необычные. Дурной знак, и позволять себе это никак нельзя, никогда ничем хорошим такие истерики не кончались, но увы. Внутренний голос ушёл бушевать куда-то в другое место, а Эмма утирала влагу с лица, чувствуя себя беспомощной дурой, каковой её и обозвали.

 — А если она пожалуется? — голос Майлза будто отдалился. Послышались шаги. Эти двое собирались на выход. 

 — Она будет уже замужем, — ловко парировал Гай. — И будет принадлежать моей семье. Отдам её матери… Будет всю жизнь пить с ней чай и читать вслух книжки, как какая-то нищая компаньонка. Её предыдущая как раз померла от старости!

Молодые люди расхохотались, дверь закрылась, и Эмма упала на пол, сминая кринолин и дорогой шёлк.

Ей было чертовски больно. Из спины торчал самый настоящий нож с серебряной ручкой и гербом Алиготе. И доставал этот нож прямо до сердца.

2. Глава в которой Эмме приходит на ум гениальная мысль

Эмма вышла из укрытия и огляделась. Она стояла посреди большой комнаты, которая служила чайной, если приходило слишком много гостей. Тут было пусто, кресел никто не принёс, помимо старинного гарнитура прабабки. Стены, обитые деревянными панелями и оклеенные шелком, пустовали. 

Эмма прошла туда-обратно по комнате, потом поперёк, по диагонали и снова по горизонтали, но легче, увы, не стало. 

Отец не поверит, должно быть… 

Ну конечно, не поверит! А кто бы поверил в такую дикость!? 

Ни с кем из знакомых Эммы не случалось подобного… 

По расчету… ради папеньки и его денег… но папенька этого Гая сгноит потом в тюрьме! 

Эмма топнула ногой.

Сгноит ли? 

Она припомнила строгий взгляд отца и его слова:

«Мы не настаиваем на раннем браке, знай. Напротив! Я хотел бы, чтобы ты все обдумала. Так что я дам согласие, но это целиком и полностью под твою ответственность. Потом не ной и обратно не просись!»

Ну конечно… папенька не поймёт. Решит, что это очередной каприз. Сначала требовала, свадьбу ей подавай, а теперь на попятную. 

И снова обида прокатилась по венам волной магии, кончики пальцев засветились, и горячий пар испортил лак на старинном столике, возле которого стояла Эмма.

Она взвизгнула и отступила.

 — Дурацкая магия! Дурацкая! — и снова пар, только теперь на бирюзовой шелковой юбке появилось большое тёмное пятно.

 — Бесполезная! — рыкнула Эмма и покинула комнату, на ходу пытаясь высушить платье. 

Она неслась вниз по узкой лестнице для прислуги, но перед дверью, ведущей на первый этаж, застыла в нерешительности. Там бал… Там родители, подруги, которым она прожужжала уши о своём женихе. Там сам Гай, который будет снова улыбаться и сыпать комплиментами.

“Ах, какие у вас чудесные волосы, они как живые!”

“М-м… ваши глаза… никогда не видел такого цвета глаз!”