Очередной удар сапогом заставил девушку замолчать. 

- Не смей произносить его имя, проклятая! Это ты его убила! Ты! - не унималась Чимэг, нанося еще один удар. - Вино, что прислал твой отец, было наверняка отравлено! 

Сквозь пелену боли Елена начала улавливать смысл услышанного. Сейчас её не пугала собственная участь. Куда больше она переживала о том, какие последствия повлечет за собой обвинение в том, что виноват её отец. 

Война. Гибель народа. Падение Константинополя...  

- Оно не было отравленным! - готовясь к очередному удару, произнесла Елена. - Мой отец хотел мира, а не войны. 

Но Чимэг, охваченная горем, не слышала Елены. Матери Гумерхана нужно было найти виновного в гибели её любимого сына, и она нашла его в лице Елены. Словно не зная о том, что Гумерхан последние шесть лет любил напиваться, и делал это с завидной регулярностью, Чимэг не желала соглашаться с очевидной вещью. Её единственный сын умер не от отравленного вина, а из-за своего пьянства. 

- Вытащите её в центр лагеря, - сверля перепуганное лицо Елены, приказала Чимэг. - Привяжите к столбу. Пусть все видят ту, из-за которой умер мой сын! Мой Гумерхан!  

Мужские руки бесцеремонно подхватили Елену под руки. Она уже не очень понимала, что происходит. Глаза, затуманенные болью, плохо ориентировались в пространстве. Страх, надежно вцепившись в сердце девушки, не позволял ей нормально дышать. Пока её волокли в центр лагеря, Елена ощущала, как колючки, камни, ветки, то и дело хватаются за её платье новобрачной. С каким-то странным равнодушием девушка обнаружила, что местами, этот наряд порвался, и теперь часть её ноги была видна другим людям.  

Елене было все равно.  

Девушке было все равно, когда её, как соломенную куклу, привязывали к деревянному столбу, тому самому, что этим утром был свадебным алтарем. Веревки беспощадно впились в нежную кожу запястий, и Елена, удивленная этим, вскинула голову. Девушка укоризненно посмотрела в лицо одного из воинов. Тот, пораженный силой её взгляда, отвел взор в сторону и пробурчал: 

- Прости, госпожа. Таков приказ главной хатун. 

- А мои служанки? - выдохнула Елена. Сердце её сжалось от страха за них. 

Воин промолчал. Но и в его молчании был ответ. Девушка поняла, что участь её служанок будет тоже незавидной. 

“Господи, - взмолилась Елена, запрокинув голову наверх, так, чтобы её слезы не покатились из глаз, - если мне суждено умереть, пусть это случится быстро. Но молю Тебя, сжалься над моими служанками”. 

Когда воины оставили её, Елена начала готовиться к неизбежному. Как это случится? Что собралась сделать с ней Чимэг? Судя по её злости, женщина намеревалась подвергнуть девушку пыткам... От понимания этого у Елены задрожали ноги. Она, пытаясь приободрить себя, принялась вспоминать истории великих мучеников, умерших за свою веру. Вспомнилась история о чернокожем рабе, которые едва не погиб  под раскаленным солнцем от  беспощадных ударов плетьми, и все же, он был спасен...  

Спасут ли её? 

Елена сомневалась в этом.  

Хватит ли у неё стойкости, чтобы не молить о пощаде? 

Она хотела бы верить, что да. 

Там, вдали у главной юрты, верные воины Гумерхана выносили на носилках своего господина. Рядом, завывая, шла Чимэг. На её вой из других жилищ выбежали жены бека. Они, облаченные в траурные, белые одежды, словно тени, двигались за похоронной процессией. 

Воздух наполнился скорбью. Елена, с ноющим сердцем, смотрела вслед удаляющимся носилкам. Там, на них, покоился Гумерхан... 

Любила ли она его? Еще нет. Но, тем не менее, смерть Гумерхана стала трагедией для девушки. Несмотря ни на что, Елена не желала гибели мужу.