– Где Ульяна? – спрашиваю, пока машина едет по заснеженным улицам вечерней Москвы. Она вся забита новогодними гирляндами. Ровно два года назад и я страстно ждала праздника. Хотела быть только с Борисом, а теперь мне страшно подумать о том, какой зависимой я от него была. Эмоционально. Физически.

Теперь мне легче. Я чувствую тягу, но могу с ней бороться.

Мне просто нужно взять себя в руки и сказать себе, что этот человек чудовище. Но так ли это?

Борис откладывает телефон, поворачивается ко мне и пристально разглядывает. Я же чувствую, словно шею сдавливает ладонь. Воздуха все меньше. А пространство вокруг теряется, как будто во всем мире только я и он.

На языке вертится дерзость, но я просто повторяю свой вопрос.

– Где Ульяна?

– Скорее всего мертва.

Он… Он так просто это сказал. Так просто и безразлично, а у меня в груди начинает жечь, по щекам течь слезы.

Зачем? Зачем он так. Зачем помогал, чтобы заставить меня страдать.

Негативные эмоции. В них он мастер.

– Ты сама спросила, – словно отвечает он на вопрос и хочет вернуться к телефону, но я хватаю его за рукав дубленки. Он смотрит на пальцы, что крепко в него вцепились, потом скользит взглядом вверх.

Он знает, что я хочу выяснить все.

– У нее был конфликт с двумя любовниками. Падкими на развратных блондинок.

– А ты не падок?

– Раньше я думал, мне нравятся умные женщины. Последние годы говорят об обратном.

Он говорит обо мне. Хочет задеть? Не выйдет. Сейчас я хочу знать все о сестре. А главное, почему он не рассказывал ничего раньше.

– Ты меня не обидел, рассказывай дальше.

Борис молчит, словно о чем-то думая, продолжая смотреть мне в лицо. Уже хочет продолжить, но водитель впереди говорит:

– Приехали, шеф.

Действительно, мы тормозим.

Я чертыхаюсь, бросаю взгляд в окно и замираю. Это жилой комплекс, где жили мы с Борисом. Высотное здание, из окна которого открывается потрясающий вид на Москву.

Тот самый жилой комплекс, откуда я улепетывала с пистолетом, откуда улетела на вертолете с помощником Бориса – Иваном.

Меня трясет, и я впиваюсь ногтями в собственные коленки.

– Нина…

– Я не пойду, – выдыхаю. Там слишком много всего. Там слишком много эмоций. Там я прежняя, глупая, порочная, зависимая от любого внимания, что может дать хозяин. Даже если это больно. Не пойду.

Борис опирается рукой о дверцу, другой о крышу и жалит мне щеку взглядом.

– Ты не хочешь увидеть Виктора?

Резко поворачиваюсь и удивленно смотрю в спокойное лицо. Врет? Но что коту Бориса здесь делать?

– Он не в Усть-Горске?

– Отказался уезжать. Насиловать я не стал.

– А как же он? Ему, наверное, грустно? А кто его кормит?

– Приходящая домработница. Нина. Мне нужно переодеться и ехать на встречу. Я не могу ее пропустить. Даже ты не стоишь пять миллионов долларов.

Даже? А сколько стою.

– Стою, – улыбаюсь я, вылезая, – иначе ты бы не стал меня выручать.

Стою прямо перед ним, пока он сверлит меня взглядом.

– Так сколько я стою?

– Ответ на этот вопрос может вызвать много эмоций с твоей стороны. Сейчас у меня нет на это времени, – отходит он в сторону. – Пошли. Судя по всему, этот вопрос интересует тебя больше, чем гибель сестры.

Слова летят мне в спину, и я прикрываю глаза. Правда из его уст всегда самая горькая. Пытаюсь взрастить в себе чувство вины за отсутствие слез из–за новости об Ульяне.

Я плохой человек? Или просто давно смирилась с мыслью о ее смерти.

Хочу заплакать, но ни слезинки. Хочу начать истерить, но внутри сплошной штиль.

Просто иду за Борисом в парадную, захожу в лифт, невольно ощущая, как снова воздуха стало меньше. Сердце заходится от стука, хотя он даже не смотрит на меня. Да и охранник его здесь.