В утреннем свете мое платье переливалось перламутром. Серебряная вышивка играла бликами, прозрачные камешки рассыпали радужные лучи по всей комнате.

Пока Пилар застегивала ряд частых пуговиц на спине, Фенора укладывала волосы в незнакомую северную прическу. Старчески удивлялась ярко-золотой рыжине, бурчала на непослушные завитки, закручивала тугие косы на макушке…

Она была права: даже белый капюшон из полупрозрачного трисольского шелка, покрывший огненную голову, не сделал меня северянкой. Я была чужачка – вся целиком, от розовых щек с ямочками до трясущихся колен.

– Платье вам необычайно идет, леди Эль, – шептала ободряюще Пилар, оставившая сестру доводить до ума мою «южную» кружевную сорочку.

Портниха прямо на ходу добавляла декор. Ее швейно-магическое чутье «кричало», что ташерских кристаллов должно быть больше. Еще больше! Я не протестовала. Я едва могла шевельнуться в тяжелой ткани и вдыхала через раз, какой уж тут бунт?

Зеркало осуждающе пыхтело: даже закованная в хрустально-ледяную чешую, я была слишком яркой для севера. Непривычной, пугающей.

Натянув капюшон до носа и скрыв рыжее пламя непослушных завитков, я нашла еще раз свое отражение. В светло-голубых глазах словно по льдинке застыло. Или это были слезы?

– Что, если я тоже окажусь «ошибкой»? – бросила растерянно молодой помощнице.

– Не слушали бы вы Хари, леди Эль, – фыркнула Пилар, рассыпая прилипчивую серебряную пыль по краю шлейфа. – Всякий ташерский воин, пытавшийся добиться внимания аскарки, знает, кому отдано это дикое сердце.

– И кому? – просвистела я, пытаясь сделать вдох в тугом лифе.

– Уж точно не им, – промычала Пилар, набивая рот серебристой нитью и хищно клацая зубами, как эшерская акула. – Она бы сама… на тот камень влезла… да теперь знает цену ошибки, дурочка…

Губы дрожали – не от холода, а от мыслей о каменном алтаре, на который придется влезть. Мое лицо вытягивалось ровно так, каким его надеялся увидеть сир Нетфорд. Впрочем, у него еще оставался шанс.

Дверь распахнулась от дуновения ветра. Студеный поток прошелся по комнате, задев тяжелый подол и заставив кристаллы звенеть.

– Сюда нельзя! – первой опомнилась Фенора, но вслед за ветром уже входил старший Эквенор.

Это еще какая-то северная традиция? По которой любой ташерец может вваливаться в мою спальню без стука и разрешения?

– Что вы творите, ваша светлость? – шепеляво простонала прислужница, порывисто закрывая капюшоном мое лицо.

– Я не жених, – напомнил он равнодушно, топая по комнате громко и бесцеремонно.

– Все равно, сир Нетфорд… примета дурная…

Она торопливо осенила себя ритуальным знамением, когда трисольский шелк скатился на мой затылок, обнажив неудавшуюся прическу.

– Я не суеверен.

– А стоило бы! После всего, ваша светлость!

– Я принес… это, – герцог поставил на дамский столик высокую шкатулку. Открыл крышку и сухо пояснил: – Здесь разные украшения. Что-то фамильное, что-то отец привозил из походов, что-то дарили матери гости из Эррена… Кетрисс вручила шкатулку мне в день свадьбы, но я, признаться, о ней забыл. Полагаю, теперь это все ваше, ланта Экарте, можете что-то подобрать к наряду.

Приоткрыв рот, я так и стояла, вцепившись взглядом в гордого ташерца. Вроде и понимала слова, но никак не улавливала суть: что он от меня хочет?

– Я должен был еще вчера передать украшения Эйдану, – поморщился герцог, гуляя напряженным взглядом по моим светло-рыжим косам, уложенным огненной диадемой. – Или…

– Или леди Кетрисс, или Хари, или кому угодно, но не приходить сегодня утром в опочивальню невесты! – сурово отчитала его прислужница и замахала старческими руками. – Идите, идите, ваша светлость, пока боги нас всех не покарали!