– Длину добавим, на три пальца, – решила Турей. – Я специально взяла ленты. Хорошо будет. А Мих пока башмачки стачает. Берись за работу, бездельник, у тебя время до вечера! Будет удобно, айя, и не скользко, по нашим тропинкам ходить самое то! И не упадёте, и в пропасть не сорвётесь – подошвы заговорённые! К знахарке носили, айт за всё заплатил!

Башмаки с заговорённой подошвой, какая прелесть! Как раз для растяпы, которая и на ровном месте кочки найдёт.

Действительно, Мих извлёк из своей корзины вырезанные из мягкой чёрной кожи заготовки, примерил их Кате на ногу, сделал отметки и ушёл за порог, сел на чурбак у раскрытой двери, инструменты разложил перед собой на куске кожи. Конечно, внутри этой хибары шить нельзя – слишком мало света. Электричество тут насущная, но такая невозможная необходимость.

– Не беспокойтесь, айя Катерина, – Турей по-своему истолковала Катин озадаченный взгляд, – не смотрите что мал, сошьёт, как лучший мастер!

– А вы сами шьёте себе обувь?

– Мы? Шьём. Вся семья наша – башмачники, и лавку держим, и на заказ обуваем. И сынок тоже, уже башмачник. Будете довольны, точно говорю, ещё несколько пар закажете. Айт вам велел и меховые сшить. Холодает, снег скоро ляжет.

– И что, в заговорённых башмаках точно не упадёшь? Со скалы, например?

– А как же! Не упадёшь, – серьёзно подтвердила Турей. – Только прыгать придётся. Но вы-то не станете?

– Не стану, конечно, – вздохнула Катя. – А платье? Ты и портниха?

– Да что платье? Каждая женщина шьет.

Она подошла к сыну, нагнулась, что-то ему сказала, водя пальцем по кожаной заготовке. А волчонок её выслушал, а потом, стрельнув глазами в Катю, пошептал что-то матери на ухо. Турей заулыбалась, тоже оглянулась на Катю и всплеснула руками:

– Вы хлеб ставьте, айя! Пора уже!

– Хлеб? – озадачилась та. – Но ты ведь принесла большую ковригу!

– Это чтобы днём не голодать. Но вам-то перед храмом надо хлеб испечь! Как же! Всегда пекут хлеб. И с собой возьмёте!

Сплошные сюрпризы. Попадись ей сейчас Данир, услышал бы много интересного! Хотя, конечно, добрый здравый смысл напомнил: Данир ушел, когда она спала. До рассвета. Им некогда было разговаривать. Но разбудил бы, подумаешь! Зачем и, главное, как печь хлеб, если она не умеет? Как вообще печь в этой печке?..

– Турей, я не знаю, как печь хлеб. Подскажи?

– Как это – не знаете? – не поняла Турей.

– Никогда не пекла. Я только покупала хлеб. У нас его все покупают.

– Шутите, айя? Это где же такое несчастное место? – на лице женщины было самое искреннее недоумение.

– Турей, ну ведь вы башмаки людям шьёте, и их покупают, да? А если бы все шили сами?

– Так то ж башмаки! – она махнула рукой. – Учиться надо, руку набить, это непросто. А хлеб что? Мука, вода, закваска, соли добавить да чуть подсластить, если нравится. И если бы башмаки нужно было жевать каждый день, то все бы умели, не сомневайтесь!

– С тобой сложно спорить, Турей! – рассмеялась Катя. – Хорошо, я поняла.

Бабушка иногда пекла хлеб. Это была её ностальгия по молодости, проведённой в глухой деревне, куда хлеб привозили раз в неделю, и то необязательно. Внучку она научила только пирожки печь и булочки, а хлеб – зачем? За углом магазин. Во всяком случае, Катя представляла себе процесс. Тонкости – нет, а процесс в целом – более или менее. И потом, Турей перешивала подол у платья, волчонок Мих шил башмаки, а Кате заняться было нечем. Она отыскала в сундуке деревянную кадушку, похожую на гибрид бочки и тазика. Муку вчера принесла Турей, и закваску тоже. Соль, мёд есть. Сахар волки в хозяйстве не держат. А вода? Её как-то незаметно выпили и использовали на разные надобности. Кажется, есть повод прогуляться, хотя бы снова к речке. Не так уж далеко.