Сладко.

Жадно.

Давно…

Я безвозвратно теряюсь в мыслях и наталкиваюсь на его плечо. Он как раз остановился, чтобы придержать для меня входную дверь. Я хватаюсь за нее, покачиваясь на высоких каблуках, но Паша опускает руку ниже и обжигает мою спину прикосновением. Он машинально надвигается, чтобы придержать меня, а я окончательно запутываюсь. 

Мне кажется, что маска покерного игрока на мгновение спадает с его лица. Показывается живая эмоция, когда мы становимся слишком близко. Он касается меня пальцами, набредая на вырез на спине, и выдыхает перекрученным воздухом. Это первое. А второе, его парфюм вдруг кажется прежним. Словно он точно такой же, каким был в прошлом. В том самом, в котором он покрывал мою кожу терпкими поцелуями, а я дурачилась и неуклюже разрывала упаковку духов, чтобы нанести первые капли аромата собственными руками.

— Так и не привыкла к каблукам? — он спрашивает, а пальцами перебирает, запуская ток по моим окончаниям. — Зачем тогда жертвы?

— Жертвы?

— Шпильки стриптизерши.

Он вновь оглядывает меня с ног до головы. Мой внешний вид все-таки задевает его. То ли злость, то ли раздражение, то ли еще что-то, но оно скребет его нутро. Мне самой неловко, я не хочу быть в коротком платье, которое повторяет каждый изгиб моего тела, а вместо туфель я бы выбрала тканевые кроссовки. Будь здесь Роберт, я бы уже выторговала у него пиджак. Сказала бы, что мне холодно, и посмотрела умоляющими глазами.

— Ты хамишь, — произношу.

— Да, мне это часто говорят.

— Павел, — мне чудом удается вспомнить официальный тон, после чего я веду плечами и этого оказывается достаточно.

— У нас тут неформальная обстановка, — холодно произносит Павел, убирая ладонь с моего тела.— Я могу найти кеды.

— Твоей жены?

Я не собиралась спрашивать о его браке, но нервы берут свое. Больше всего я боюсь, что этот день станет намного труднее. Что дверь распахнется и в гостиной окажется счастливая семья из рекламного ролика. Навстречу выйдет красавица-жена с белоснежной улыбкой и идеальной фигурой, а за ней хвостиком выбегут детишки. Эта картинка когда-то жила в моем сердце, только на месте жены была я.

Я мечтала о семье с Пашей. Поэтому меня бросает в холод от одной мысли, что на нее придется смотреть со стороны. Я сама не знаю, выше это моих сил или нет, сколько дежурных улыбок мне понадобится и сколько во мне актерского таланта. Я не знаю, что почувствую, и не хочу узнавать. 

— Я не женат, — отвечает Паша. — Но женская обувь в доме есть.

Он входит в дом первым. 

Он не женат.

Не женат.

Я встряхиваю головой и иду за ним. Слышу голос их с Робертом мамы, который успела запомнить. Ее зовут Маргарита, она настояла, чтобы я не упоминала отчество, и вообще она производит приятное легкое впечатление. Даже странно, что у нее получились сыновья со столь тяжелыми запутанными характерами. Наверное, каждый из них пошел в своего отца.

— Есения! — почти что поет она, пересекая темно-коричневую гостиную в стиле старого английского клуба. — Роберт только что звонил, он скоро будет. Застрял в офисе, на него сейчас все накинулись и не дают шагу шагнуть. Он долго отсутствовал в стране, вот и результат.

Она разводит руками. Как будто извиняется передо мной за занятость сына.

— Да, он говорил, — я киваю ей и протягиваю ладонь, когда догадываюсь, что она хочет приобнять меня.

На секунду улыбка Маргариты становится натужной. Она замечает мой наряд, но воспитание не позволяет ей коснуться этой темы. 

— Паша должен показать тебе дом, — она оглядывается через плечо, ища сына. — Он построил его четыре года назад, когда основал свою компанию. Дом очень большой.