– Учти, Матис, отец уже знает, что она моя «невеста», и зовут её не Адель, а Николетт, – смеясь, остудил пыл брата Теодор. – Пытаться переманить бесполезно.

И чтобы у Матиса не осталось сомнений, Теодор подсел к Николетт поближе и принялся ухаживать. Правда, возможности поухаживать пока особой не было. Стол почему-то до сих пор оставался пустым – ни закусок, ни основных блюд. Теодору пришлось ограничиться наливанием сока в бокал Николетт.

– И за какие такие заслуги моему братцу так везёт? – риторически вопросил Матис. – Эх, где бы мне разыскать такую же прелестную Адель?

– Найми актрису, – попытался посоветовать брату Теодор.

– Думаешь, в театре осталась хоть одна актриса, которую бы наш отец, заядлый театрал, не знал в лицо?

Теодор предложил ещё несколько вариантов, но Матис лишь разводил руками.

– За эти пару дней я всё перепробовал. Согласен даже был нанять цветочницу из первой попавшейся лавки. Но оказалось, далеко не каждая барышня согласится на такую авантюру даже за приличные деньги. Нужна решительная и отчаянная, – он с лёгкой завистью глянул на Николетт.

– Ничего, – успокоил Теодор, – что-нибудь придумаем. Как только подкрепимся. Хороший ужин способствует мыслительному процессу.

– Боюсь, никакой ужин мне не поможет.

– Это ты так говоришь, потому что ещё не пробовал стряпню моего нового повара, Густава. Он иностранец. С островного королевства. Обучался кулинарному делу десять лет. Их повара славятся на весь мир. Только вот Филимон что-то сегодня не очень расторопен, – глядя на пустые тарелки, хмыкнул Теодор.

Ждать пришлось ещё с четверть часа. Благо, за разговорами время прошло незаметно. Наконец, дворецкий появился. С огромным подносом, на котором сиротливо стояла небольшая соусница.

Со свойственной ему чопорностью Филимон переставил соусницу на стол и церемонно объявил:

– Соус Бешалонский а-ля-си-дуврец.

А затем, как и предполагает этикет, осведомился, кому из господ наполнить тарелки. Господа немного оторопели. Их молчание Филимон расценил как согласие. И обойдя стол по кругу, осчастливил каждого парой чайных ложек белой субстанции.

Теодор поглядел сначала в свою тарелку, потом на дворецкого с плохо скрываемым недоумением:

– Филимон, это что, все блюда на сегодня?

– Ни в коем разе, милорд. Будет ещё десерт.

Лицо Теодора ещё больше вытянулось. Направившегося к выходу дворецкого он проводил фразой:

– Будь любезен, пригласи сюда Густава.

– Всенепременно, милорд.

Но, Густава, оказывается, и звать не надо было. Через раскрытую дверь стало видно, как он сам решительным, или даже лучше сказать, грозным шагом направляется в обеденную залу. Лицо повара горело бордовым возмущением, глаза вылезали из орбит, поварской колпак сбился на бок, открывая всклоченные рыжеватые волосы. Белый форменный фартук, почему-то совсем не белый, держался только на одной тесьме.

Николь сразу заподозрила, что дело приобретает не совсем благоприятный оборот.

– Мой синьора, я не мочь так работать! – неистово начал жестикулировать Густав. – Я не мочь работать, я уходить! Этот страшный барышня, она меня без ножа застрелить! Без ружьё утопить!..

– Густав, – перебил возбуждённый поток междометий Теодор, – расскажи спокойно, что случилось.

– Я не мочь спокойно! Этот сумасшедший барышня, она строгать берёза, она варить берёза, она солить берёза, она толочь берёза! Берёза летать везде! В мой восхитительный жаркое – щепка, в мой ангельский суп – щепка, в мой изысканный фрикасе – щепка, – Густав заломил руки. – Мой синьора, или вы приказать этот страшный барышня никогда, никогда!!! не приближаться к кухня, или я уходить! И вы меня больше не видеть! – он решительно сорвал с головы поварский колпак и принялся яростно возиться с единственной оставшейся целой тесьмой фартука.