— У нас все равно нет выбора, все опытные зельевары и лекари сейчас находятся в стазисе, придется довольствоваться тем, что есть, — досадливо поморщился мужчина, он тоже не доверял зелью, все таки его приготовила студентка третьего курса.
Я молилась, чтобы мое зелье не сделало только хуже, в идеале оно должно было помочь всех излечить. Я не прощу себе, если мы потеряем еще кого-то.
Первые пациенты стали появляться на кроватях лечебного корпуса. Мы понятия не имели, что нам со всеми делать. У нас просто не было столько коек. Студенты остальных факультетов несли кровати со всего общежития.
В самом корпусе командовал ректор. Он распределял койки, разделял потоки и старался сдерживать панику. Даже боевики понимали, что на месте лекарей в любой момент могли оказаться они. Уже никто не был уверен в своей безопасности. Каждый думал о том, что привычный ритм жизни изменился. Теперь все зависело от темного патруля, сможет ли он засечь разрыв или нет. Если разрыв засечь не удасться, значит снова будут многочисленные жертвы, значит снова придется с кем-то прощаться.
Это был уже не просто случайный эпизод, это была война, в которой на данный момент преимущество было у тварей.
— Эббет, нужно попробовать твое зелье, стазис не сильно тормозит необратимые процессы в организме, у нас нет времени изобретать что-то новое! — скомандовал ректор.
И тут меня начало трясти. Вся тяжесть ответственности за чужие жизни легла на меня. Если я промахнулась хоть в одной дозировке, если яд, который я использовала был не тот, что нужно, от этого зелья могли погибнуть все жители деревни, да еще и наши студенты.
Мне было проще всех вылечить своим действенным способом, но я не могла, это было равносильно самоубийству.
— Эббет, хватит мечтать, действуй! — крикнул мужчина.
Но я не могла выбрать того, на ком буду испытывать свое зелье. Кто будет первым? Вот этот мужчина, который кормит свою семью? Или может быть женщина, которая растит детей, или старушка, которую обожают ее внуки? Как я могла выбрать какую-то из этих жизней? Нет, этот выбор всегда будет на моей совести, его будет ничем не смыть.
Единственный верный способ проверить зелье — проверить его на себе. Я залпом опрокинула в себя пузырек под недоуменный взгляд ректора. Он был бы рад меня остановить, но не смог.
— Дура! — крикнул он, совсем не по-ректорски, — Эббет, ты с головой не дружишь?
Я прислушалась не к словам Монте, а к своим ощущениям, именно они волновали сейчас меня больше всего. Легкое тепло внутри меня было приятным, оно словно обволакивало все внутренние органы, умирать и биться в предсмертной агонии я пока не собиралась. А значит, мгновенная смерть от него никому не грозила.
Ректор подозвал одного из будущих выпускников лекарского факультета.
— Дрен, сканируй Эббет! Что скажешь?
Студент внимательно на меня посмотрел внутренним взглядом. Этому как раз учат на пятом курсе.
— С Эббет все в порядке, нет никаких необратимых изменений, угрожающих ее жизни и здоровью! — констатировал он.
—Теперь иди и свое зелье дай больным! — скомандовал взбешенный моим поступком ректор.
Сейчас я с чистой совестью могла это сделать. Первым оказался рослый мужчина, я осторожно влила зелье ему в горло под пристальным взглядом всех свободных студентов-лекарей. Пришлось ждать около минуты, прежде чем мы увидели эффект от него. С трудом мужчина открыл глаза и мутным взглядом окинул нашу компанию. Затем закрыл глаза снова.
— Что с ним? — испуганно спросила я.
— Он спит, яд постепенно уходит из организма, но это требует много сил, — ответил Дрен.