– Не хочешь ничего объяснить? – впервые за все время подал голос отец, с грохотом отодвинув стул и усевшись напротив меня за столом.

И снова этот суровый взгляд: пробирающий от волос до кончиков пальцев. Я говорила, что темные жуткие? Беру свои слова обратно. Пожалуй, в наведении страха никто не сравнился бы с моим отцом.

– Я… – язык словно онемел, прилипнув к небу, и едва ворочался. Мне столько всего хотелось рассказать, столько поведать, но я не могла это сделать. Не имела права. – Мне жаль, – проговорила на выдохе, понуро опустив голову.

– Дорогой, ну чего ты накинулся? – заступилась мама. Он уже гремела посудой, наливая мне в любимую чашку горячий чай. А спустя пару минут передо мной стоял и кусок пирога. Я с трудом сдержала слезы тоски по семейным совместным ужинам. Кажется, с тех пор прошла целая вечность.

– То есть ты считаешь, что это нормально, сбегать непонятно куда?

– Па, это самая крутая академия в мире, – вмешался Алан, усаживаясь рядом со мной. Я коротко взглянула на брата, на его растрепанные на макушке каштановые волосы, широкую белую майку, и сильные руки, которые он положил на стол.

– Как её туда вообще могли взять?

– Я ведь тебе уже несколько раз говорил, что отдал свое место Адель.

– Так бы взяли её с такими оценками, – не верил отец.

– Им не хватает людей, сейчас серьезный недобор, – откровенно врал брат. Мне было неловко, что он взял на себя этот груз.

– Папуль, ну разве ты не рад, что наша Ди вернулась? – Грета подошла к отцу и обняла его со спины. Она тоже пыталась заглушить его гнев. Они все пытались. Моя семья – моё самое большое сокровище.

– Надоели, – буркнул отец. Он скинул руки Греты, поднялся из-за стола и пошёл видимо к себе, отдыхать.

Мы все переглянулись и как только скрип деревянных полов стих от отцовских шагов, принялись болтать. Мне задавали вопросы, но довольно банальные: как кормили в академии, хорошие ли были люди, удалось ли чему-то научится, почему приехала так поздно.

А когда я сказала, что меня отчислили за плохую успеваемость, Грета громко рассмеялась. Кажется, никто не был удивлен подобному исходу. Моя ложь устроила всех, кроме Алана.

После отбоя он пробрался ко мне в комнату, тихонько прикрыв за собой дверь. Я ещё не спала, заплетала волосы в косу. Как же все-таки было хорошо перестать носить парик. Хоть что-то приятное за сегодня.

Алан сел на мою кровать, скрестив ноги перед собой, это была его любимая поза.

– Ну рассказывай, – совсем как отец, заговорил брат. В приглушенном освещении он казался старше своих лет, а появившаяся щетина на скулах, служила тому подтверждением.

– Тебе пора начать бриться, – отшутилась я, сидя перед зеркалом.

– Так многие думают, что мне уже двадцать два. Но не съезжай с темы, Ди.

– Ох, как много прибавил. Такой большой дядя, – ерничала я. Алан кинул в меня маленькую подушку, правда я увернулась и показала ему язык. Мы любили иногда дурачиться.

– Ди, колись. Тебя раскрыли?

– Нет, – я покачала головой.

– Врёшь! Сейчас не конец семестра, я читал в правилах. Отчисляют в декабре.

– Я была очень плохой ученицей, – с горечью в голосе произнесла я.

– Ага, настолько, что они не смогли больше тебя терпеть.

– Какой ты догадливый, – я старалась говорить увереннее, хотя и сама понимала, насколько фальшиво звучат мои оправдания. Можно было бы рассказать брату правду: о Деймоне, о поцелуях, о том, что мне пригрозили ссылкой и какой предложили вариант, в качестве оплаты свободы. Но с другой стороны, я не хотела ничего никому рассказывать. Мне казалось, если Дей останется лишь моим личным воспоминанием, со временем будет проще избавиться от ноющих чувств.