– Я заблуждаюсь, а вы всегда правы, вы это хотите сказать? Даже не пытайтесь уверить меня, что знаете, о чем я думала.
– Ну, это совсем не трудно. У вас очень выразительное лицо, а я наблюдал за всеми отражающимися на нем эмоциями. Томление, отчаяние, гнев, после чего вы решительно вздернули подбородок, я сразу уверовал, что вы намерены не дать ей себя победить.
– Все… совсем не так… – запинаясь, возразила Генриетта.
– И сердце у вас, значит, не разбито? Не вы ли мне говорили, что только бесхребетная плакса может дать волю слезам?
Заслышав из уст Дебена собственные слова, Генриетта поморщилась.
– Возможно, я сказала больше, чем следовало бы, по чрезвычайно личному вопросу… – Она никому не рассказывала о Ричарде, и, если повезет, ей удастся и дальше скрывать от всех эту печальную историю. – Но это не дает вам права насмехаться надо мной.
– Насмехаться над вами?
Он наградил ее пронзительным взглядом. У нее очень расстроенный вид, и его раздражение по поводу того, что она думает о чем-то своем, вместо того чтобы внимательно слушать его, быстро улетучилось.
– Ничего подобного. Я восхищаюсь вашим боевым настроем. Если кто-то попытается одержать над вами верх, вы немедленно дадите отпор, не так ли? Точно так же, как вы возникли из-за тех горшков с цветами, чтобы заступиться за меня, решив, что ситуация складывается не в мою пользу.
«Никто никогда не делал для меня ничего подобного», – мысленно добавил он.
Хотя сейчас она и пожимала плечами, будто ничего особенного не произошло, но не стала отрицать, что ее поступком руководило некое… сочувствие к нему, желание помочь.
Осознание этого вызвало в Дебене странное ощущение. В действительности ему бы следовало оскорбиться. Виданное ли дело, мисс Гибсон решила, что он нуждается в помощи! Но он почему-то совсем не испытывал подобного чувства. Когда он смотрел на нее, она не вызывала раздражения, он же ощущал в душе теплоту к единственному человеку, попытавшемуся бескорыстно защитить его.
– И теперь я у вас в долгу, мисс Гибсон, а я привык отдавать долги. Поэтому я хочу стать вашим другом.
Заслышав эти слова, девушка удивленно заморгала.
– Так вот, повторяю, мисс Уэверли непременно попытается причинить вам зло при первом же удобном случае. Она из тех, кто без угрызений совести воспользуется своим положением в обществе, чтобы не позволить вам добиться цели, которую вы поставили перед собой, приехав на сезон в Лондон.
Генриетта горько рассмеялась.
Лорд Дебен бросил на нее резкий взгляд.
– Вы хотите сказать, она не сможет навредить вам еще больше. Неужели уже отомстила? Проклятие! Не ожидал, что она окажется настолько проворной.
– Нет… Вы не понимаете…
Генриетта полагала, что, объясни она ему все, он не поймет. Не такой человек. Он может сколько угодно уверять, что является ее другом, но при этом остается тем, кто заявил, что просто останется в сторонке наблюдать за тем, как женщина совершает социальное самоубийство, нежели чем поступит как настоящий джентльмен.
– Прошу вас принять как должное тот факт, что мисс Уэверли не сумеет предпринять ничего хуже того, что уже сделала. Я искренне благодарю вас за заботу, однако нет нужды и дальше продолжать эту… экскурсию.
Они как раз приближались к повороту, за которым находился выход.
До того как они оказались в парке, Дебен решил, что уделит мисс Гибсон ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выразить благодарность, предупредить об опасности и предложить помощь. Он думал, одного круга по парку будет вполне достаточно.
Однако вместо того, чтобы направить экипаж в ворота, Дебен начал еще один круг.