Ступая босыми ногами по прохладному полу, собираюсь спуститься на первый этаж, как вдруг слышу из комнаты Кирилла странные звуки. Как будто кто-то... умирает? Стонет от боли?

Первое желание — закрыть уши руками и сделать вид, что я ничего не слышу. Однако, стон повторяется снова, и он такой мучительный, что моя совесть моментально просыпается и дает мне волшебного пинка. Не могу я пройти мимо страданий человека, даже если презираю его всей душой.

Подхожу к двери и осторожно толкаю ее. Шторы плотно задернуты, комнату освещает тусклый свет ночника. Кирилл в одних домашних штанах лежит на кровати, точнее, бьется в агонии. Это видно по тому, как плотно сжаты его челюсти, как он морщится и сжимает руками подушку. А еще что-то говорит, но я не могу разобрать что именно.

Честно говоря, я не знаю, чем ему помочь. Стою в растерянности с пару секунд, изумленно наблюдая за его муками, но потом все же решаю подойти ближе и разбудить его. Астахову, кажется, снятся кошмары. Не знаю, правильно ли поступаю, действую интуитивно, нежели по знанию дела. Искать в интернете информацию о подобных приступах времени нет, оставлять Кирилла в таком состоянии мне тоже не хочется.

— Эй... — присаживаюсь на корточки рядом с его кроватью. — Кирилл... — дотрагиваюсь пальцами до плеча.

Этого недостаточно, чтобы разбудить Астахова. Тормошу его сильнее, а потом и вовсе, как мне всегда делала бабушка, глажу ладонью по его щеке и лбу. Он весь в мелкой испарине, а еще, у него, скорее всего, температура, потому как на ощупь он кажется горячим.

— Кирилл, — зову снова, чувствуя небольшой страх от того, что он не просыпается.

Непривычно видеть его таким слабым и беззащитным.

— Проснись, пожалуйста, — прошу Астахова, поймав небольшую панику. А что если... ему станет хуже? Кто знает, что творится с его организмом после пережитой аварии?

Слава богу, Кирилл открывает глаза. Резко их распахивает. Но я не успеваю и слова вставить, как он вдруг хватает меня за запястья и тянет на себя.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает хрипло, шаря по моему лицу безумным взглядом.

Его горячее дыхание опаляет мой нос и губы.

— Пытаюсь тебя разбудить, — сама не замечаю, как перехожу на "ты". — Тебе снились кошмары.

Кирилл словно до конца не понимает моих слов. Вижу, как дергается его кадык, как шумно он дышит. Его удивление длится всего пару секунд, после чего он кивает и разжимает пальцы. Движение получается резким и неожиданным, от чего я не удерживаю равновесие и шмякаюсь прямо на пятую точку.

— Прости, — Кирилл тут же приходит в себя, садится на кровати и протягивает мне руку. Скользит беглым взглядом по моим голым ногам.

Я поднимаюсь с пола, не принимая его помощь. Одергиваю вниз свои, как мне теперь кажется, излишне короткие шорты.

— Кошмары снятся? — спрашиваю у него больше для того, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке.

— Да. Периодически накрывает.

— Это связано с тем, что произошло по дороге домой?

Кирилл не торопится с ответом. Смотрит на меня так, словно размышляет, стоит ли со мной продолжать разговор.

— Возможно. — Устало потирает переносицу.

Даже при свете ночника я вижу, как красиво перекатываются мышцы его накачанных рук и груди. Как двигаются белесые полоски шрамов, создавая причудливый узор на его загорелой коже. Завораживающее зрелище.

— А ты не пробовал…

— Все перепробовал, Ева, — Астахов обрывает меня на полуслове.

— Даже снотворные или успокоительные? — не сдаюсь, глядя на него в упор.

— У меня непереносимость некоторых веществ, поэтому мимо.

— А растительные… Ну там валерьянки накапать перед сном, — вижу, как от моих слов чуть дергаются уголки губ Кирилла. — Так бабушка всегда делала.