Колесничиха недовольно поморщилась; в ее снах мужественная грудь отстранилась от нее, стало отчего-то холодно и неуютно. То кожа ее после облизывания жижей стала сухая, как пустыня Сахара, стянулась, покрылась трещинами и порядком позеленела. На лбу вспухла старухи огромная коричневая бородавка, тотчас же расцветшая пучком жестких седых волос.

- Гы-гы-гы, - сказала негодная жижа, радуясь устроенной гадости.

Воинственно размахивая деревянной ложкой, немного подросшая жижа продолжила свое путешествие по дому аккуратной Колесничихи. Она заползала на столы и на тумбочки, оставляя неряшливые отпечатки, словно пыль протирали масляными блинами. Она залезла в шкаф, в крахмальное белье старухи, и все там перерыла, перепачкала и усеяла трупами мошек. Побывав в прихожей и ощупав все карманы, жижа нашла шляпу Колесничихи и оставила там немного бурой слизи, обсосала искусственные цветы, превратив их в жалкие грязные тряпочки на тонкой голой проволоке.

В ванную жижа заползла уже размером со спаниеля от набившихся в нее тряпочной пыли, мусора, дохлых мух, крошек хлеба, остатков помидорок из салата и ядреной вытяжки из глубины помойного ведра.

- Ы-ы-ы-ы, - радовалась жижа, почти благоговейно ползя по белоснежному кафелю, к фаянсовому цветку высокого умывальника, над которым на стеклянной полочке красовались старушачьи крема и шампуни - секрет неувядающей красы и молодости. И крем дневной, и крем ночной, и утренняя маска для увлажнения, и вытяжка смородины для надресничного пространства верхнего века, и спей для устранения эффекта высохшего ногтя, и бальзам для внутренней поверхности ноздрей… Тут было всего так много, что позавидовала бы и Мэрилин Монро.

Красивые баночки, пузатые и плоские, высокие флаконы манили жижу. Вскарабкавшись в умывальник, наполнив своей грязно-зеленой, почти бурой тушей белоснежную чашу, зловредная жижа свесила не вмещающиеся части своего тела, словно ноги, и потянула гибкие ложноножки к баночкам. Сворачивая крышечки ловко, как алкаш водочные пробки, жижа одним надавливанием выпрыскивала в образовавшееся в ее теле отверстие приятно пахнущие ароматические масла. Ложкой щедро черпала жирный крем из жестяной банки и отправляла туда же, в импровизированный рот. И, сыто икая, словно мартини, лениво лила в свое толстое пузо дорогие шампуни и бальзамы. Неспешно и деловито воткнув в свое пузо ложку, потом она долго и с толком перемешивала все это внутри себя, ну, вы понимаете. Крема, шампуни, помидорки, мошек, помои…

Затем, деловито и цинично подбирая в хаотичном порядке выдавленные пустые тюбики, она отрыгивала наполнитель своей туши, наливая красочные упаковки до краев сомнительно пахнущим содержимым, и небрежно заталкивала обратно на полку, устряпав все кругом жирными пятнами и залив мутной мыльной водой.

Устав и испытав удовлетворение и чувство выполненного долга, жижа прямо в раковине умывальника неторопливо приняла ванну, ложкой выковыривая из себя всякую гадость и посасывая новый, только что распечатанный кусок мыла «Дав». Все кругом было залито водой и забросано ошметками мусора, когда отмытая до прозрачности бутылочного стекла жижа выпустила струю мутной грязной воды в зеркало и покинула раковину, икая пузырями.

Спать жижа забралась под кровать Колесничихи. Она очень хотела послушать с утра, как опаршивевшая после ее компресса старуха будет орать. Кроме того, в доме было еще много неиспорченных предметов, и жижа, уютно устроившись на блестящем паркете, задремала, грезя о том, как будет портить книги и мерить старухину обувь.