Это все дела не господские, господам вставать – только мешать. Приходилось браться за прялку, такая работа всегда выручала.

Чаяна спала, чему-то улыбалась. Перед сном они болтали, о своем, о девичьем, отвлеклись от тревог, и спалось обеим сладко, снов дурных про страшных проклятых женихов не снилось. И это правильно, ведь завтра Купала, такой день, когда о чем другом и думать не хочется, только о купальских кострах, о том, как покатится с косогора в реку огненное колесо, как они, девки, разбегутся по лесу в белых русальих рубахах – догони-ка! У Чаяны это последняя ее девичья Купала, последняя русалья рубаха…

Велька выскользнула из-под легкого одеяла, сладко потянулась, принялась переплетать косу. Горничные сюда уже спозаранку наведались, разложили наряды, отдельно для нее, отдельно для старшей княжны. Обеим – тонкие, беленые нижние сорочки, расшитые обережными узорами, целиком шелковые верхицы цвета жирных сливок с широким, шелковым с золотым шитьем по подолу, одинаковые поневы из желто-коричневого шелка с девичьей каймой, ярко-красные шелковые пояски. Богатые наряды, княжеские, для Чаяны чуть богаче. И шкатулку ей принесли, вот стоит, на столе у изголовья, с драгоценными украшениями. Не с теми, что она всегда носит, что-то особенное, должно быть. И это правильно, она же невеста, ей с гостями за столом сидеть, а Вельку позовут ли за столы вообще – пока непонятно. Нет, в другое время и она бы там сидела, с сестрой и боярынями, слева от княгини Дарицы, но сегодня ей вроде велено носа из горниц не высовывать. И отец пока не знает, что она тут. И лучше бы вовсе не узнал. Ну да ладно, там видно будет.

Между тем медлить не следовало. С утра пораньше проще ускользнуть со двора и вернуться проще, нежели когда все окончательно пробудятся. А купец, конечно, ждет ее уже. День сегодня особый, ярмарка лишь до полудня. Купала – праздник ночной, но обряды его начинаются после полудня, когда покатится вниз батюшка-солнышко.

Из сестриной горницы Велька ушла, одетая по-вчерашнему, в простую одежку. Перебежала нелюдный пока двор – никто даже вслед не посмотрел. Выскользнула в ту же калитку за конюшнями и дальше пошла чинно, не спеша. До торга идти было недолго.

Вокруг палатки ливского купца пахло пряно и остро. Покупатели тут не толпились. Не понимал здешний народ прелести иноземных пахучих травок, да еще и за серебро-золото, когда свои растут в изобилии, рви не хочу. Но, само собой, не в убыток себе купчина ездил в такую даль, раскупали его товар, не спеша, малой меркой, да за немалые денежки. А был еще у него такой товар, что не всякому и предлагался.

Вельке ливец улыбнулся приветливо, закивал, махнул рукой – подожди, дескать. Он обхаживал других покупателей, показывал им что-то, уложенное в простенький деревянный ларчик, причем лица у покупателей были заинтересованные, мало не сказать – восторженные. Разглядев лучше те лица, Велька живо выпрыгнула из палатки, потому что узнала боярина, виденного как-то у отца. Боярин в Верилоге бывал наездами, но Вельку тоже видал и мог бы узнать и очень удивиться!

Ничего, она подождет. Велька вытерла об рубаху вспотевшие ладони и замерла, вдруг столкнувшись с дерзким, настойчивым взглядом одного из странно одетых мужчин, стоявших неподалеку. Тот толкнул локтем соседа, сосед – другого, и теперь уже трое они, переглядываясь, рассматривали Вельку. И это было нехорошо, тревожно, в груди у девушки шевельнулся холодный комочек. Да, нехорошо…

Между тем как до сих пор все у Вельки было хорошо и ладно. Да и теперь чего бояться? Ярмарка, людное место. Не такое еще людное, как будет вскоре, но и пустынным его уже не назовешь. Стража вон там, близко, крикнуть – услышат. Да только чего кричать, ее никто не трогает, смотрят только. Интересно, что за люди? Почему сердечко затрепетало?..