– Ты что это, сестрица, не с той ноги нынче встала?

– В тебе и правда девку с болота больше не узнать. А была чернавка чернавкой.

– Что ж. Я ведь не девка с болота. Я княженка, ты помнишь, – Велька старалась говорить спокойно.

И впрямь одеваться она теперь стала по-другому, так ведь следила за этим нянька, сама выбирала в сундуках, что княженке надеть. А самой Вельке было все равно, в чем день-деньской в горнице просиживать да в трапезной иногда показаться.

– Не надевай и это, – Чаяна и другое ожерелье смахнула со стола, хрустальное.

– Что, нехорошо оно мне? – Велька приподняла бровь. – Ну, выбери сама, а я надену.

– Вот это! – княжна потянула из шкатулки нить стеклянных бусин с потемневшими серебряными подвесками. – Это возьми.

Эти бусины не блестели, а все, что не блестело, Чаяне не нравилось.

– Давай, – Велька взяла ожерелье, хотела надеть, но Чаяна, словно спохватившись, и его выхватила у нее из рук и бросила в шкатулку.

– Нет, оно нехорошо, сама другое возьми!

– Возьму. Ты злиться перестань, – Велька взяла сестру за руку. – Не нужен мне твой Ириней, разве не видишь? И я ему. И никому я там не нужна. И мне – никто.

– Глупая ты просто! – Чаяна села на лавку, закрыла лицо руками. – Не понимаешь ничего. И что же, тебе совсем никто из них не люб?

– Моего любого там нет, – вдруг неожиданно для себя сказала Велька чистую правду.

Потому что и себе она признаваться не хотела, что просыпается под утро, как наяву чувствуя руки Венко на своих плечах, а губы его – на своих губах. Потому что Купала уже прошла, и ничего от нее не осталось, разве что туман над водой.

– Любого твоего? – встрепенулась сестра. – Ты что же, все про купчишку того думаешь? Совсем разум растеряла? Ты не должна, слышишь?..

– Кому какое дело до моих дум? – пожала плечами Велька. – Кому они вредят?

Теперь на ее сердце только и бывало тепло, когда она просыпалась с мыслями о Венко. Не хотелось его забывать, хоть и надо было.

Она сама выбрала ожерелье, хрустальное с сердоликом, всего одно, и серьги вдела в уши маленькие. Улыбнулась Чаяне:

– Ты, сестрица, и так красивей, во что тебя ни наряди. А Ириней как-то сказал, что на тебя глядеть больно, так ты хороша. Может, пошутил. Что, пойдем? – она потянула Чаяну к выходу.

– Погоди, – княжна что-то медлила. – Так не нужен тебе Ириней, говоришь? Послушай, сестричка, а ты приворотные заклятья знаешь?

– Нет, – сразу и твердо сказала Велька. – Такого не знаю. Знаю только, что зло это большое, и никогда счастья не бывает от приворота.

– Так уж и не бывает! – недоверчиво пробормотала Чаяна, однако не стала настаивать.

И правильно. Это любая знающая волхва скажет: не бывает от заклятого приворота ничего хорошего…

День за днем пролетели шесть, и настал назначенный. Накануне с самого утра Ладины волхвы творили обряды по отпущению девушек из рода, прощания с чурами и родным огнем, потом родители их последний раз благословили. Велька, по обычаю низко кланяясь, слов отцовских и княгининых почти не слышала, сердце отчего-то стучало испуганной пташкой. Да и, чего там, не по разу все слова уже были сказаны. Отец смотрел нарочито строго, у княгини глаза были красными от слез, но теперь, на людях, она держала себя в руках и даже улыбалась уголками губ. А после благословения отец вдруг взял из чьих-то рук шкатулку маленькую, открыл, показал – она была полна скатных[30] жемчужин.

Конец ознакомительного фрагмента.