Всю оставшуюся жизнь будет Кит помнить эту сцену. Он карабкается по склону оврага с Вайолет на руках. Он бежит по тропинке к ее дому. Дворецкий, стоя у двери, благодарно взглянув на него, забирает у него Вайолет. Барон выскакивает из дома с глазами, горящими гневом, и за спиной у него леди – наверное, его жена – издает вопль отчаяния.

Кит высматривал Вайолет у ее окна, зная, что если она умрет, то по его вине. Они с Элдбертом по очереди дежурили у ворот ее сада до того самого дня, пока она не появилась у окна и слабо не помахала им рукой.

– О черт, – сказал Элдберт, передавая Киту подзорную трубу. – Она жутко выглядит.

Однако Кит так не думал. По его мнению, Вайолет выглядела чудесно, ведь она была жива.

Через неделю Эмброуз подхватил корь. Он сильно кашлял, и его бил озноб, и после этого он обвинил Кита в том, что тот едва не лишил его жизни. Мисс Хиггинс, которая переболела корью несколько лет назад, не заболела.

Их маленькая команда встретилась в последний раз в начале августа, ближе к пяти часам. Им удалось выбраться на кладбище лишь потому, что баронесса поехала вместе с отцом Элдберта проведать больных. Кит смотрел на Вайолет и думал, что даже ее нездоровая бледность не помешает мужчинам в нее влюбляться. Элдберта и Эмброуза отправляли в школу. «У Вайолет скоро не останется друзей», – подумал он.

– Я тоже уезжаю, – сказал Кит.

Она посмотрела на него в немом ужасе.

– Куда?

– Меня продают, – сказал он. – На воротах работного дома висит объявление. Это я говорю на случай, если ты захочешь меня купить.

– Тебя…

Он ненавидел себя за то, что сказал ей правду, даже если сделал это ради нее. Такая девочка, как Вайолет, не должна играть с такими, как он. Она была чересчур наивна, и он бы остался в этом забытом Богом приходе, чтобы оберегать ее, если бы это было в его власти.

– Ты станешь учеником кузнеца или трубочиста, если повезет, – сказал Эмброуз, и в голосе его даже угадывалось нечто вроде сочувствия. – Тебя уже кто-то захотел купить?

Киту очень хотелось разбить самодовольную физиономию Эмброуза об одну из могильных плит, но он сдержался и ответил:

– Вообще-то да. Но это еще не официально. Похоже, меня берет в ученики капитан кавалерии.

На Эмброуза эта новость впечатления не произвела, и он презрительно фыркнул:

– Ты имеешь в виду того старого пьяницу, который считает, что по кладбищу разгуливает призрак его сына?

Кит достал камень из кармана.

– Он сейчас не пьет. – Пусть только Эмброуз попробует сказать, что это не так. – И он знает, что его сын мертв, – его убили на войне.

Вайолет отвернулась со слезами на глазах.

– Когда ты уезжаешь, Кит?

Он подбросил камень и поймал его. В горле встал болезненный ком, и Кит решил, что, наверное, снова заболевает.

– Я не знаю.

– Тебе могло бы меньше повезти, – сказал Элдберт, поправляя очки. – Тебя мог взять в ученики какой-нибудь зубодер. Я бы и сам не отказался пойти в ученики к офицеру. Непросто жить, будучи сыном приходского врача. – Он полез в карман и достал перочинный нож, который, как догадывался Кит, стащил у отца.

– Зачем это? – спросил Эмброуз, насторожившись.

– Для того, чтобы мы скрепили нашу дружбу кровью и поклялись встретиться вновь через десять лет.

– И как мы себя назовем? – спросила Вайолет, подняв глаза на Кита.

Он улыбнулся.

– Окровавленными придурками. – Потом, нахмурившись, повернулся к Элдберту: – Ты же не оставишь на ее руке шрам?

– Не волнуйся, Кит, – сказала Вайолет.

Чувствуя неизъяснимое желание поцеловать ей руку, Кит отвернулся. Слава Богу, что он уезжает.