И тут Игорь Алексеевич не выдержал. Аккуратно положив ложку на стол, поднялся и со словами:

– Вы тут отношения выясняйте без меня, а я пойду пройдусь, проветрюсь хоть немного, а то что-то тошно стало, – покинул поле боя.

После его ухода скандал разгорелся с новой силой. Виолетта, вымещая на матери разочарование из-за Клима, наговорила той много неприятных слов. Но и Кира Серафимовна в долгу не осталась. Донельзя возмущенная и расстроенная, она выхватила из супницы поварешку и так приложила ею по лбу единственной дочери, что та пошатнулась и если бы не сидела, то непременно бы упала.

– Что, еще хочешь? – прошипела мать, едва сдерживаясь, чтоб не ударить еще раз. – Вот именно так нас воспитывал мой дед, когда кто-то начинал дерзить. Очень помогало, между прочим!

– Я ведь и сдачи дать могу! – огрызнулась дочь. – Что ты тогда будешь делать?

– Ты не посмеешь! – решительно отрубила мать. – И хватит! Ты и так испортила весь вечер! Даже отец не выдержал твоего хамства!

– Я вообще не понимаю, как он такую жизнь выдерживает, – Виолетта сморщила курносый нос, не желая показывать слабость, хотя лоб изрядно болел и чесался, а по лицу расползлись противные суповые капли. – Он же шагу ступить без твоего позволения не может. Эта твоя слежка и святого из себя выведет, а ведь он просто человек.

– Мы все с ним делаем вместе, – Кира Серафимовна взяла себя в руки и говорила уже почти спокойно. – Нам это нравится.

– Тебе это нравится, а ему равнофигенственно, – уточнила Виолетта.

– Не решай за других! – внутри у Киры Серафимовны снова начался неконтролируемый пожар. – Если бы его чего-то не устраивало, он бы давно мне об этом сказал.

Дочка ехидно рассмеялась:

– Ха-ха-ха! Вот как! Сказал? А ты что, умеешь слушать? Ты же никого, кроме себя, любимой, не слышишь! Я сколько лет говорю, что терпеть не могу этот дурацкий ночной супчик – и что? Ты пичкаешь им меня каждый вечер! А мне начхать, что он полезный, меня от него тошнит!

Величественно выпрямившись, мать приказала:

– А ну вон отсюда! И чтоб я тебя здесь больше не видела!

Фыркнув, Виолетта ушла в свою комнату и так шваркнула дверью, что во все стороны полетела штукатурка. Потревожить соседей она не боялась – квартира была двухуровневая, а самочувствие домработницы, обитавшей снизу, ее никогда не волновало.

Оставшись одна, Кира Серафимовна приуныла. Такого в ее семье еще не бывало. Все всегда было упорядочено и выверено до последнего миллиметра. И вдруг такое мерзкое безобразие! Что приключилось с дочерью? У нее даже в подростковом возрасте не бывало подобных эксцессов.

И Игорь тоже хорош! Нет, чтоб приструнить девчонку, как и положено отцу в таких ситуациях, он просто взял и удрал, снова бросив все разборки на нее. А она устала! Она ведь тоже человек, так же, как и все, подверженный плохому настроению, и вообще слабая женщина. Она всю жизнь избавляла мужа и дочь от всех бытовых проблем, стараясь, чтоб им жилось хорошо, – и вот благодарность!

Упрямо прикусив губу, налила себе уже остывшего супа и принялась есть, стараясь не замечать приевшегося вкуса и убеждая себя, что польза от него перевешивает его невкусность.

А неприятности скоро забудутся. Утром дочь пожалеет о своей вспышке, и все у них пойдет по-прежнему. Только вот нужно сказать Равие, чтоб спрашивала у Виолетты, чего та хочет на ужин, и готовить то, что попросит. Да и вечернего супу дочери больше не наливать, раз уж она столь категорически настроена против.

Выйдя из дома, Игорь сел на низкую деревянную скамейку в небольшом тенистом скверике, разбитом на территории дома, и рассеянно оглянулся вокруг. Интересно, эти большие деревья сохранились от маленьких частных домиков, что стояли на этом месте и были снесены при постройке высотки, или были высажены после? Он знал, что существуют технологии, позволяющие пересаживать уже взрослые деревья, но никогда этим вопросом не задавался.