Элизабет снова позвала:

– Джозеф, иди домой, не то простудишься!

– От этого не простудишься, – рассмеялся он. – Только станешь здоровее!

– На голове вырастут водоросли! Иди, Джозеф, печка хорошо горит! Переоденься!

Однако он продолжал стоять под деревом, и только когда вода потекла по стволу, вернулся в дом.

– Год будет хорошим, – заметил он радостно. – Перед Днем благодарения по каньонам потекут речки.

Элизабет сидела в большом кожаном кресле, а на печке тушилось жаркое. Когда муж вошел, она рассмеялась: радость переполняла воздух.

– Вода капает с тебя прямо на чистый пол.

– Знаю, – коротко ответил Джозеф и внезапно ощутил такую острую любовь к земле и к Элизабет, что прошел по комнате и в жесте благословения положил на ее волосы мокрую ладонь.

– Джозеф, с тебя капает прямо мне на шею!

– Знаю, – повторил он.

– Джозеф, у тебя холодная рука! Во время обряда конфирмации епископ положил ладонь мне на голову, и его рука тоже была холодной. По спине побежали мурашки, а я подумала, что это Святой Дух. – Она улыбнулась счастливой улыбкой. – Потом мы обсуждали церемонию, и все девочки подтвердили, что на них снизошел Святой Дух. Как давно это было, Джозеф!

Она ступила на тропу воспоминаний; в середине долгой узкой картины времени увидела тесный белый проход в горах, но даже он показался очень далеким.

Джозеф быстро наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Через две недели вырастет жирная трава.

– Джозеф, на свете нет ничего хуже мокрой бороды! Сухая одежда лежит на кровати, милый.

Вечером он сидел в кресле-качалке у окна. Украдкой заглядывая в его лицо, Элизабет видела, что муж недовольно хмурится, едва стук капель стихает, и улыбается, слыша, как дождь припускает с новой силой. Ближе к ночи пришел Томас и, прежде чем переступить порог, долго вытирал ноги на крыльце.

– Хороший дождь, – заметил Джозеф.

– Да, неплохой. Завтра придется прокопать канавы. Загон затопило, надо будет осушить.

– В этой воде соберется хороший навоз, Том. Направим ее в огород.

Дождь продолжался целую неделю, иногда слабея и превращаясь в туман, а потом снова набирая силу. Вода прибила старую сухую траву, а уже через несколько дней сквозь эту подстилку пробились крошечные зеленые побеги. Река с шумом вырвалась из-за западных холмов и вышла из берегов, сметая по пути ивы и ворча среди камней. По каждому каньону и каждой трещине в земле мчались в реку бурные ручьи. Все овражки, канавы и рвы превратились в озера и потоки.

Детям пришлось играть дома и в амбаре. Дождь быстро утратил для них прелесть новизны, и теперь они донимали Раму, требуя все новых и новых развлечений. Женщины начали жаловаться, что мокрая одежда занимает в кухне слишком много места.

Надев непромокаемый плащ, Джозеф целыми днями расхаживал по ферме: вкручивал в землю ручной бур, чтобы проверить, на какую глубину проникла вода; стоял на берегу реки, глядя, как мимо проплывают ветки, бревна и целые деревья. Ночами спал чутко, прислушиваясь к дождю, или всего лишь дремал, просыпаясь, как только шум стихал.

А однажды утром небо очистилось. Ярко засияло солнце. В прозрачном чистом воздухе словно отполированные заблестели листья виргинских дубов. Трава поспешно тронулась в рост. Все замечали, как оживают и становятся ярче дальние холмы, как голубеют ближние склоны и как под ногами пробиваются сквозь землю острые зеленые иглы.

Дети наконец-то вырвались из заточения и словно засидевшиеся птицы принялись так отчаянно носиться, что у некоторых начался жар и пришлось уложить их в постель.

Джозеф достал плуг и вспахал огород. Томас прошел следом с бороной, а Бертон разровнял почву катком. Каждый из участников этой торжественной процессии стремился прикоснуться к почве. Даже дети попросили по маленькому клочку земли, чтобы посадить редиску или морковь. Редиска росла быстрее, но если удавалось дождаться урожая, то морковная плантация оказывалась самой красивой и приносила самые вкусные овощи. Трава не уставала расти. Иголки превратились в былинки, а потом каждая из былинок разделилась на две. Гребни и склоны холмов снова смягчились, став плавными и пышными; шалфей утратил угрюмый темный цвет. Во всем краю только сосновая роща на восточном хребте хранила таинственную задумчивость.