– Чертовы трещотки! Не можете, чтобы не похвастаться неудачей несчастного мужчины, пусть и случившейся восемь лет назад! Тогда она только вышла за Дугласа. Он вел себя как последний осел, что весьма для него типично, и мне показалось, что она готова упасть в объятия любовника, как спелый плод. Но Алекс прочно держалась на ветке. И оказалась совершенно зеленой, наивной, но, к моему несчастью, неотразимой. – Бичем нахмурился и пожал плечами. – За эти годы мы привыкли вести дружеские беседы, и теперь меня это уже не так сильно нервирует, как раньше. Она и вправду мне нравится. Я искренне ей симпатизирую.
– Вы находите странным симпатизировать женщине, которую не удалось соблазнить?
Он ответил ей неприязненным взглядом и скрестил руки на груди. Черт побери, не хватало еще отвечать на унизительные вопросы!
– Совершенно верно. Теперь я даже способен провести полчаса в ее обществе, не глазея на ее грудь.
Ну что, получила? Нахальное отродье, посмотрим, кто кого! Он не позволит себя провоцировать! Она быстренько прикусит язычок!
Время шло, а он ничего не добился. Уже час. Пора поторопиться.
Может, лучше дождаться сумерек? Неяркое свечение окутывает обнаженное тело женщины, словно лаская…
Он тряхнул головой, стараясь избавиться от навязчивых мыслей.
– Тридцать минут? – поразилась Хелен. – И ни единого взгляда? Да такой мужчина достоин быть причисленным к лику святых!
Опять эта ослепительная улыбка.
– Теперь сами видите, почему я так рвалась познакомиться с вами – с человеком, способным контролировать свои желания и поступки, держаться принятых решений. Мне необходим мужчина обаятельный, остроумный, обладающий большим опытом. Тот, кто, поставив себе цель, знает, как ее достигнуть, умеет отделить зерно от плевел.
– И что все это означает?
– Это, лорд Бичем, просто метафора. По-моему, вы знаете, что важно, а что нет. Вы только что продемонстрировали мне, что можете спокойно обсуждать… э-э-э… интимные части женского тела, о которых ни один джентльмен не посмел бы заикнуться в присутствии дамы. Это доказывает, что вы достаточно ловки, чтобы ускользнуть от вызова на дуэль за недопустимую дерзость. По правде говоря, я проделываю то же самое с мужчинами, и еще никому не пришло в голову пристрелить меня.
– Хотите сказать, что мы оба настоящие пройдохи?
– О да. Я верю в справедливость и равенство.
Он так растерялся, что слова не шли с языка, к тому же сообразил, что она буквально пронизывает его взглядом. И не просто пронизывает, а изучает каждую черточку, не пропуская ни единой.
– Александра говорила, что вы красивы – не так, как Дуглас, разумеется, но все же вполне приемлемы. Все твердила, что у вас ни унции лишнего жира, не то что у других мужчин вашего возраста. Э-э… вам ведь уже за тридцать, не так ли?
– Мне тридцать три. Я на два года моложе Дугласа.
– Дуглас тоже стройный. Отрадно видеть по крайней мере двух джентльменов, сохранивших форму. Любой леди приятно полюбоваться таким или легонько провести по животу ладошкой, почувствовав гладкость мышц.
От Бичема потребовалось все самообладание, чтобы не повалить ее прямо на пол экипажа и не стянуть вниз лиф платья. Он мог бы за несколько секунд обнажить ее груди. Проклятие! Только не здесь! Не может же он впервые овладеть ею в карете! Он хотел, чтобы она счастливо улыбалась, а не потирала ушибленные места.
Бичем вздохнул. Он слишком торопится. Совершенно нетипично для такого сдержанного человека. Куда девалось его хваленое самообладание?
– Вы, должно быть, из тех мест, где толстые сквайры гордо вышагивают, как на параде, выпячивая объемистые животики?