Мы смиренным шагом вошли к больной, заранее одетые (на всякий случай) в черное. Этот цвет очень шел к нашему южному загару. Бабушка восседала у окна в зеленом спортивном костюме, через лупу читала письмо и ногой покачивала кресло-качалку, где сидела кукла-манекен. Телевизор работал без звука.

Старушка сердечно приветствовала Кору, а мне протянула руку:

– Вы, должно быть, Майя. Как здорово, что вы взяли с собой вашего малыша!

– Нет, бабуля, это мой сын! – торжественно объявила Кора. – Я подумала, пора сказать правду.

Феликс, наплевав на предостережение Коры, прыснул, бабуля тоже подхватила, рассмеялась и я. Бэла обрадовался, что не надо больше вести себя смирно, стал носиться по дому, опрокинул блюдо мейсенского фарфора и на немецко-итальянской тарабарщине стал болтать с манекеном в кресле-качалке. Правда, валял дурака он недолго, вскоре устал и, как всегда в таких случаях, расплакался. Кора злилась.

В тот памятный день я познакомилась с Феликсом. Неудивительно, что он покорил сердце своей бабушки: он был безупречно предупредителен и в любой момент готов предложить помощь. Он даже Коре сумел угодить. Быстро уложил спать Бэлу, заварил чай, откупорил бутылку вина, но при этом бросал на меня такие взгляды, что я не знала, что и подумать: то ли он так рад нас видеть, то ли нравлюсь я ему, что ли?

– У кого будете ночевать – у Регины или у родителей? – поинтересовалась бабуля. – У меня больше одного не разместить.

Кору передернуло: ей неохота было тащиться ни к родителям в Гейдельберг, ни к тетке.

– У нас в общежитии все разъехались на каникулы, – вмешался Феликс, – места всем хватит, и для маленького гнездо совьем.

Кора согласилась, а меня вообще не спрашивали.

Бабуля вскинула брови, оглядела внуков и меня и промолчала.

На прощание старушка устроила нам вечер при свечах с чтением немецких баллад и прошлогодними кексами. Когда же она затянула «Сверкала молния в лесу, стояла башня вековая», мы свинтили.

Феликс ехал первым, показывая дорогу, мы – следом. Пока мы были одни, Кора сказала:

– Бабуле все кажется, что я хочу закрутить роман с этим парнишкой. Она боится, что я его испорчу, она его обожает.

Я было вступилась за старушку, но Кора меня высмеяла:

– Да ладно! Она сама наведывается каждые три дня в дом престарелых, навещает там одного древнего Мафусаила, который был ее любовником. Седина в бороду – бес ребро, а из самих-то уже песок сыпется.

В общежитии Феликс как нельзя кстати вновь проявил заботу о нас. Он кое-что накопал в холодильнике на общей кухне и на скорую руку приготовил нам ужин. Как ни были мы избалованы лучшей итальянской пастой, но набросились на то, что состряпал Феликс. Вскоре появился еще один обитатель общаги – тощий, усталый и голодный студент Энди. Он молча съел две порции и снова исчез. Бэла давно спал на обтрепанной овчине, видимо собачьей подстилке. Кора потребовала спальное место. Феликс показал нам две пустые на тот момент комнаты, в одной стояла двуспальная кровать, в другой – один матрас. Не медля ни секунды, я перенесла своего сына на большую кровать и сама улеглась рядом. Где будут спать Кора и Феликс, мне было все равно.

Утром я проснулась поздно и полусонная пошла искать сына. Бэла сидел на кухне за столом рядом с Феликсом и дрызгался ложкой в тарелке с молоком и хлопьями. Под столом сидела лохматая дворняга и ловила неожиданное угощение. Феликс протянул мне пакет с какао, из которого он только что пил сам, я отказалась и села рядом с ребенком.

– Твой пес? – спросила я Феликса.

– Нет, соседа, – отвечал он, – Макс не стал тащить его с собой в Ирландию, хотя все ветеринарные дела были улажены. Еще у нас тут живет Цилли, но и она сейчас на каникулах. Обычно у нас тут шумно и весело.