Мне все это было, конечно, знакомо.

– Думаю, у меня бы получилось. Хотя вряд ли стоит начинать, все равно вскоре приедет Кора и заберет меня в Италию. Может, послезавтра в это время уже буду на пути в землю обетованную. Кроме того, куда девать Бэлу? Вряд ли ты собиралась служить нянькой, пока я буду подменять тебя на курсах.

Она кивнула.

– Нет, не собиралась. А с кем ты оставляла сына во Флоренции, когда работала? Он уже ходит в детский сад?

Нет, не ходит. Хотя по возрасту его бы уже приняли. Но наша добрейшая Эмилия любит его как родного и счастлива о нем позаботиться.

– Эмилия – это кто?

– Наша домработница, – сказала я и застыдилась. Можно подумать, я живу в богатстве, даже в роскоши, а Эмилии не нравится, когда ее зовут домработницей.

– «Наша домработница»! – передразнила меня Катрин.

– Лично у меня за душой ни гроша, – стала оправдываться я, – все принадлежит Коре, она унаследовала целое состояние от богатого мужа.

– Такая молодая, а уже вдова! – удивилась Катрин. – А у тебя как? Ты замужем за отцом Бэлы?

– Вообще-то, да. Но мы разошлись. Его зовут Йонас. Он живет в Шварцвальде. Он… фермер.

Моя дармштадтская ссылка продолжалась между тем уже целую неделю. Заперли и бросили, вот и весь сказ.

Бабушка давно поправилась, о собачке и без меня было кому позаботиться. Кора спряталась в своем любовном гнездышке под предлогом «итальянских каникул», и ее там было не достать. Мобильный у нее не отвечал, может, выключила, а то и вовсе потеряла или выбросила.

Те три сотни марок, что я взяла у Феликса, давно кончились. Пришлось снова, как в юности, поступившись принципами, нарушать закон. Прощай, честность, порядочность и законопослушность! Опять, как подросток, тырила продукты в супермаркетах. Сноровка была уже не та. Ни ловкости, ни наглости. Прежде воровство было забавой, теперь – тяжким трудом.

Нужда заставила меня позвонить мужу. До сих пор я не требовала от Йонаса никаких алиментов, хотя он сам предлагал. Каждый год Йонас брал на несколько недель нашего сына к себе на ферму, а потом привозил обратно в Италию. Будь его воля, он бы не расстался с сыном вовсе.

Йонас как будто ждал моего звонка.

– В воскресенье я вас заберу! Где вы?

Мне хватило ума не выдавать, где я, но куда же он пришлет чек?

– Давай встретимся во Фрайбурге, – предложила я, – ты возьмешь Бэлу на три-четыре дня. А меня бы ты очень выручил парой купюр, а то я на мели. Мы с Корой заберем его потом, когда Кора вернется из Италии.

Йонас согласился.

Вечером я посвятила в свои планы Катрин. Мы сидели в ее небогатой комнате на вытертом ковре, а Бэла кувыркался на ее матрасе.

Катрин жалела, что все милые ее сердцу вещи остались в ее прежнем доме, у мужа, от которого ей пришлось сбежать. Она смогла вывезти только свою кошачью коллекцию и орхидеи, иначе он выбросил бы их на помойку.

– Fiore[4], – пролепетал Бэла и втиснул мне в руку семь белых цветков.

– Мой фаленопсис! – рассердилась Катрин. – Он так редко цветет! Теперь только через девять месяцев, если вообще распустится.

Мне снова пришлось извиняться за сына, который в последнее время учинил немало разрушений.

– Завтра отвезу его на несколько дней отцу. Тогда я бы съездила с тобой во Франкфурт.

– Мы с тобой похожи, – заметила Катрин. – Только у меня нет ребенка, и с мужем встречаться я больше не желаю.

Что такого он ей сделал?

Надеть нечего. Собираясь дня на три, я взяла с собой всего ничего из вещей. У студентки, в чьей комнате я жила, вещи были дешевенькие и нестираные. Просить Катрин я не решалась. Чертыхаясь, я запихнула джинсы – свои и сына – в стиральную машину. Авось к завтрашнему дню высохнут. Стоя в одном белье у раковины, я стирала две свои шелковые блузки, рядом Бэла плескался в ванне. Мне не следует появляться при муже черт знает в чем, и ребенку уж тем более надо выглядеть прилично. Вечером похолодало, я накинула чей-то банный халат – Макса или Феликса, все равно оба в отъезде. И вышла покурить на балкон.