Чтобы поскорее пресечь оскорбления Суагра, я набросился на него с мечом и щитом. Тот не только выдержал мой натиск, но и перешёл в наступление, вложив в него столько силы и хитрости, что чуть не сломил меня. Это был мой первый прилюдный поединок: свист и крики со всех сторон оглушали меня не меньше ударов, которые я сдерживал щитом в левой руке.

Щиты наши тебе знакомы – они не такие, как у вас. Они более вытянутые и не крепятся лямками к предплечью. Мы держим их за манипулу, прочную деревянную рукоятку, защищённую умбоном – железной бляхой. И вес щита, и натиск ударов приходятся на левый кулак, что требует недюжинной силы. И всё же мы предпочитаем сражаться именно так, ибо это даёт большую свободу движения – позволяет использовать щит, как оружие нападения, прокручивать его в руке или наносить удары умбоном. И вот мы с Суагром пустили в ход левые кулаки, точно в кулачном бою, умбоны зазвенели, как пустые котлы, тогда как мечи плясали то в высокой, то в низкой стойке, чтобы проскочить за сомкнувшиеся щиты и ранить противника в голову или бедро. Я быстро смекнул, что старший сын Сумариоса получил в Аварском броде хорошую подготовку, поскольку остриё его лезвия было зачастую скрыто за щитом, что мешало мне понять, откуда последует следующий выпад. Я приспосабливался как мог. Не имея возможности отступить, я стал ходить кругом. Мои первые колющие атаки вышли мне же боком, ибо подчас я раскрывался в защите, и своим «мулине»[53] он чуть не рассёк мне колено, поэтому я перешёл к более осторожной тактике. Краем своего щита я пытался поддеть и сдвинуть его щит резким ударом, держа меч в оборонительной позиции, готовый пустить его в ход при малейшем смещении защиты. Мы боролись на равных, и поединок затянулся. Спустя некоторое время Комаргос хлопнул в ладони.

– Будет с вас, девицы, – бросил он. – Мы чуть не уснули. Вы будто боитесь пораниться.

Воины загоготали и обсмеяли нас. Суагр выглядел расстроенным, что не успел победить меня и что нас заставили прекратить поединок. Я же был доволен, что смог выйти сухим из воды; хотя хорошо осознавал, что очень быстро приспособился к новому виду сражения, с которым никогда раньше не сталкивался, и что если бы бой продолжился, то, возможно, мог бы ещё и выиграть.

Трапеза шла своим ходом. После меня настал черёд брата, которого вызвал на бой Матунос. Сеговез шёл вторым и знал, чего ему ждать. Он вовсе не удивился этому вызову, даже более того, наблюдая за моим состязанием, успел к нему подготовиться. Оказавшись в круге, он с яростью ответил на подначки соперника. Матунос хвастал тем, что является сыном Сумариоса, Сеговез же выпалил, что его отцом был Сакровез, который обезглавил более тридцати врагов во время войны Кабанов. Подобная дерзость, произнесённая перед Комаргосом и его воинами, отозвалась парой-тройкой злобных выкриков, но всё же охладила пыл толпы. По потухшему взгляду Матуноса было ясно, что в словесной перебранке Сегиллос одержал верх. Бой закончился быстро. Обученный эльвийцем из мелкой знати, Матунос не был настолько приучен к боевой жизни, как его старший брат, в то время как Сегиллос был таким же сильным, как я, да вдобавок безжалостным. В два счёта он совладал с соперником, оттесняя его в толпу. Зрители не успели расступиться, и Матунос споткнулся об их ноги. Сегиллосу хватило одного толчка щитом, чтобы окончательно вывести противника из равновесия, и затем он сразил его ударом в голову, нанеся глубокую рану.

Комаргос прервал поединок и послал своих амбактов привести в чувство Матуноса. Повернувшись в сторону Сумариоса, он заметил: