И даже как-то не задумывалась, таскала сумки, устраивала праздники, готовила на всю его семью, когда свекровь в гости торкало пригнать.

Она несла чушь часами, растопыривала пальцы на руках, жестикулировала и рассказывала, как несовершенен Запад, по-видимому основываясь на выступлениях Задорнова. Он бесился. А я сглаживала конфликты дипломатично, чтобы и нашим и вашим.

Но в душе, конечно, радовалась, ведь он понимал, что мать его – дура, и тем ценнее становилась я.

Возможно, начни я выписывать на листочке за и против, плюсов было бы больше, но это были бы какие-то полумерные за. Ему было все равно, что есть, он меня не бил, он не пил, он не орал на сына, не зажимал зарплату, не спорил, куда ехать в отпуск, просто тяжело вздыхал и тащился туда, куда указано в билетах.

Не знаю, в общем, уйти от него было тяжело. Как будто я приручила котенка, а потом выкинула его на мороз, потому что он подрос, стал плешивым и навалил в мои «Прада».

А муж даже в «Прада» не гадил. Просто лежал и молча делал вид, что его нет. И меня нет.

И вот вчера я его встретила в переходе в метро, с ним девица молодая, волосы врастопыр и разными цветами, за спиной рюкзаки огромные, а к ним пенки привязаны. Я чуть не упала, когда увидела. Едут на какой-то фестиваль, в палаточный городок. В палаточный городок! Да он, когда на газон у подъезда вставал, носки по шею натягивал, клещей боялся. На фестиваль! И рот до ушей.

Скотина, я целый год переживала, ночью просыпалась от ужаса, представляла, что он там один висит в нашей квартире на люстре и слегка покачивается на сквозняке, язык вывалился, глаза стеклянные. А ведь ему нельзя на сквозняке.

Я так себя и не простила за эти наши семь лет брака – за то, что терпела, за то, что ушла.

А вчера такая злость накатила! На фестиваль! Под гитару петь с молодыми девками. А мне за семь лет ни-че-го. Собака!

Зря я его отпустила, надо было до конца его дней с ним проколупаться. Хрен этой девке, а не он.

Пусть лучше сгнил бы на нашем диване.

У подруги выросла дочь. Недавно ее на первое свидание собирали. Носились по всей квартире, спорили – спортивное или классику.

Расспрашивали, конечно, про парня: кто родители, о чем разговаривать будут, куда пойдут. Наташка вертелась перед зеркалом, морщилась, стягивала майку и тянулась за другой – событие нешуточное. Папа банкир, мама танцовщица, болтать будут про все-все, пойдут в кафе.

Я у нее спрашиваю – а вот если он заплатить предложит, ты как отреагируешь? Позволишь? Возмутишься? Напополам? Интересно же, как там у них сейчас принято.

Наташка удивленно на меня посмотрела и говорит – конечно, мужчина должен платить, а кто же?

Пристыдила меня, потому что, ну правда, чего вокруг ходить, – а кто же?

В общем, она ушла, а мы вспоминать стали, сперва про наших мам поговорили, про тех, кто: «А вот он тебе сперва букет и конфет коробку, а потом скажет – платить изволь за подарки мои щедрые. А ты ему что? Цветочек свой аленький вынуждена будешь отдать». Поржали.

Потом вспоминали парней. Илюша был, в кафе сидим – выпиваем, весело всем, Илья громче всех травит… как счет попросили, Илюша рассосался. Сам Дэвид Копперфильд не разгадал бы трюка, раааз и нет Илюши, растворился в воздухе.

Каждый раз такое проделывал, я специально следила за ним, один раз даже за руку взяла, но, пока официантка счет несла, Илюша испарился, и только рука моя мужской «Шанелью» пахнет.

Сева был еще. «Блин, верите, нет? До обменника не успел доскочить, у меня только баксы. Следующий раз за мной. Лады?» Один раз его подколоть решили: а «следующий» это когда? Он даже не смутился: сказал «следующий», значит, «следующий», и не нужно спрашивать каждый раз.