Перевернувшись, Кэт осторожно села на кровати и, вызывающе вскинув залитое слезами лицо, воскликнула:

– Ты негодяй! То, что было между ног у меня, ты вводил и в нее! Никогда не прощу тебе этого! Никогда!

– Маленькая сучка! Как ты смеешь меня обвинять?! И как можно было поверить Фионе?! Однажды она действительно пробралась в мою комнату и разделась догола. Со мной в тот вечер был Адам, и он уже несколько лет сходил по ней с ума, а я ушел спать в его комнату. Никогда ничего не было у меня с этой дьяволицей!

– А почему я должна тебе верить? Твоих бастардов полно в округе. Фиона к тому же сказала, что всегда добивается своего: спит с кем хочет, – а потом описала твою спальню в деталях. И как, по-твоему, мне следовало на это реагировать?

– Почему ты сразу поверила ей, даже не поговорив со мной? Ведь знала, что я люблю тебя и никогда не заставлю страдать.

– Лжец! Ненавижу тебя! Убирайся из моего дома!

– Твоего? Нет, Кэт. Этот дом является частью наследства, которое я получил вместе с тобой. Теперь он, как и ты, принадлежит мне.

Он толкнул ее в плечо и придавил к постели своим телом.

– Ты моя собственность, Кэт, так же как Гленкирк, как лошади, как собаки, – вещь, которую я буду использовать для рождения сыновей.

Она вдруг вскинула руку, и в рукаве что-то блеснуло. Патрик рывком отскочил, успев перехватить ее запястье и вырвать зажатый в пальцах небольшой кинжал.

– Откуда тебе известны приемчики шлюхи, милая? Что ж, значит, и обращаться с тобой надо как со шлюхой! – процедил Гленкирк.

– Лучше я буду шлюхой, чем твоей женой! И ни один мужчина до тебя не прикасался ко мне!

Он засмеялся.

– Да, я помню, но с тех пор, как ты выказала некий… интерес, я кое-чему тебя научил. Теперь в постели ты не будешь неумехой. Пожалуй, практики у тебя маловато, но я это исправлю.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась Катриона, в то время как ее глупое сердце пустилось вскачь.

– А то, моя дорогая, что пока я не осчастливлю твое чрево своим наследником, домой в Гленкирк ты не отправишься. Совершенно ясно, что быть уверенным, что ты согласишься на свадьбу, я не могу, но если ты будешь носить моего сына, то выбора у тебя не будет.

Быстро освободившись от костюма для верховой езды, он грубо схватил ее за ноги, развел их в стороны и, забросив себе на плечи, погрузился лицом в пушистые завитки. Ее крики ужаса вскоре сменились стонами стыдливого желания, когда его бархатный язык проник к ней в пещерку и принялся там хозяйничать.

– Патрик! Нет! Пожалуйста. О боже мой! Нет!..

Она отчаянно пыталась как-то увернуться от требовательного и настойчивого рта, который лизал, посасывал, однако большие сильные руки держали ее словно в железных тисках, посылая в глубь ее тела волны огня и боли. Всхлипывая, она извивалась, пытаясь не позволить ему одержать победу, но дважды ему это все-таки удалось. После того, как ее тело перестало содрогаться, он оседлал ее и глубоко проник в лоно, чтобы усладить самого себя. Когда она смогла осознавать происходящее, то поняла, что опять нетерпеливо извивается под ним. Он ускорил движения, хрипло вскрикнул и, скатившись с нее, холодно произнес:

– Это, моя дорогая, был урок номер один.

Забившись в угол кровати, она заплакала от унижения. Плечи ее тряслись.

Ему хотелось обнять и успокоить ее, но Патрик Лесли был уверен, что малейшее проявление нежности все разрушит. Он совершенно не хотел сломить ее дух – просто должен был показать, кто в доме хозяин.

Катриона же в силу своей неопытности не знала, каким образом женщина может управлять мужчиной, так, чтобы он об этом даже не догадывался. Патрик был бы поражен, если бы узнал, что плакала она не от того, что он сделал, а оттого, что он оказался сильнее ее.