А то, что моему собеседнику это будет не по силам, я видела невооруженным глазом. Лампу отвели от моего лица и теперь в ее свете оказалась тощая фигура старикашки. Под кустистыми бровями недобро блестели глаза, а губы сложились в скорбную линию.

Одет он был в широкий халат, а на голове ночной колпак с кисточкой на остроконечной макушке, что меня очень позабавило.

- Он имел наглость явиться в этот дом… привез жену… какое безобразие! – продолжал шипеть старикашка.

- Поверьте, я тоже не рада. Но пойти мне некуда.

- Это меня совершенно не касается!

Старикашка стоял надо мной, яростно раздувая ноздри и сдаваться не собирался.

- Животные здесь добрее, чем люди. Даже кошка пришла ко мне и согрела своим теплом, а вы собираетесь выгнать в ночь, когда холодно и ледяной ветер.

- Сроду здесь не было никаких кошек, - отрезал старикашка.

- Пушистая, черная. У нее еще пятнышко на лбу в виде звездочки…

Старик пронзительно посмотрел на меня, прищурив глаза. А потом… пошаркал прочь из комнаты.

Неужели решил оставить меня в покое? Хотя бы на эту ночь.

Но вскоре опять раздались его шаги, и я внутренне приготовилась к новому витку наших препирательств. Вместо этого старикашка молча подошел к моему дивану и протянул одеяло.

- Вот. Укройся, - смущенно проговорил он.

- С-спасибо.

Такого я точно не ожидала. Чудеса, да и только.

Я закуталась в одеяло по самый подбородок и тут же провалилась в сон. А вот разбудило меня на рассвете противное блеяние, доносившееся с улицы.

Я повертелась, собирая остатки сна, но этот козел никак не хотел успокаиваться. Что ж, тогда пора вставать. А урчащий от голода желудок добавил, что пора и позавтракать.

Я кое как слезла с дивана, проклиная неудобное платье. На спине корсет был затянут лентой, и как я не пыталась ее развязать, узел лишь сильнее затягивался.

Оставалось найти нож или ножницы, чтобы избавить себя от этого орудия пыток, который впился мне в ребра.

Я обула туфли, валявшиеся возле диванчика, и побрела осматривать дом. Он выглядел нежилым, но запустения, присущее заброшенным домам, не было. Было видно, что иногда старикашка все же наводил порядок, чтобы совсем не утонуть в пыли и грязи.

Коридор вывел меня в просторную кухню. В углу ярко горел очаг, над которым был подвешен котелок с водой. У стены дровяная плита, покрытая слоем пыли. У противоположной стены стол, на котором лежал каравай хлеба, сверху накрытый полотенцем.

Я откинула полотенце. Хлеб был из ржаной муки, темный и грубый на вид. Он не выглядел аппетитно, совсем не так, как те воздушные булочки, которые я привыкла видеть на магазинных полках. Но голод брал свое.

Я не удержалась и отломила небольшой кусочек. Запихнула его в рот, с удовольствием ощущая приятный, чуть кисловатый вкус. Хлеб был черствым, но вполне съедобным.

- Хочешь есть, готовь себе сама, - раздался позади знакомый скрипучий голос.

Я обернулась. Ночной старикашка преобразился. Теперь на нем были холщевые штаны, заправленные в сапоги, и вполне чистая рубашка. Глаза, правда, все так же неприветливо сверкали, а брови хмурились.

- Я не против, - ответила я, пожав плечами. - В доме есть из чего готовить?

- Посмотри в кладовой, - буркнул он, отворачиваясь к очагу.

Я увидела дверь в углу кухни, почти незаметную. Открыла ее и заглянула внутрь. За дверью оказалась небольшая кладовая, с полками, уставленными банками и мешками. Запах сушеных трав и солений ударил в нос.

Не густо, конечно, но и не совсем пусто. В углу стояла плетеная корзина, доверху наполненная картошкой.

"Картошка… это уже что-то", - подумала я, ощущая, как в животе предательски заурчало. Можно сварить ее на обед, а сейчас приготовить кашу. Как-раз и вода в котелке закипала.