На автобусе мы вернулись домой, и я молчала всю дорогу. И только когда мы вошли в квартиру, и моя мама обняла меня, я заплакала. Боже, как же я рыдала!

Или вот еще. Мы бежали к автобусу, опаздывая на тренировку. И я упала. Сильно. Очень сильно. Ноготь на моем мизинчике оторвался. Напрочь. Все было залито кровью.

– Боже мой! – воскликнул Юрий. – Надо возвращаться домой.

– Все ОК, па, – ответила я. – Нам надо на тренировку.

Между тем я играла все лучше. Все это было результатом постоянных усилий, бесконечных ударов по мячу. Я повторяла все это снова и снова. Набиралась сил. Мои удары становились быстрее и тверже. С самого начала игра для меня заключалась в том, чтобы ударить мяч и послать его по низкой и плоской траектории. Чтобы сразу проставить других девочек на место. Я стала участвовать в соревнованиях и быстро стала пятым номером во Флориде в возрастной группе до десяти лет. И я вырабатывала характер, который станет неотъемлемой частью моей игры. Я стала стонать при ударе по мячу. Но уже тогда я старалась держаться особняком. Ни эмоций. Ни страха. Ледышка. Я не дружила с другими девочками, потому что это сделало бы меня мягче и меня было бы легче победить. Они могли быть лучшими девочками в мире, но я не хотела ничего об этом знать. Это был мой выбор. Я считала, что подружиться мы сможем позже, когда уйду я и уйдут они, когда мы состаримся и пресытимся игрой. Но не теперь и не сейчас. Этот мой характер – это мое самое большое преимущество. Почему я должна сдаваться? Еще перед тем, как я выхожу на корт, некоторые мои соперницы уже пугаются. Я это чувствую. Они знают, что я сильный игрок. Меня не интересует дружба на поле битвы. Если мы друзья, то я складываю оружие. Мой бывший тренер, Томас Хогстедт, рассказывал мне, как он напутствовал игроков, выходящих против меня:

– Не смотри Марии в глаза ни до, ни во время, ни после игры.

Однажды я спросила Ника о тех первых днях.

– Что ж, сначала ты выбрала теннис, а потом теннис выбрал тебя. Есть вещь, которую люди не понимают. Для того, чтобы побеждать, совсем не надо быть лучшим игроком в мире. В нужный день надо просто быть лучше человека, стоящего на корте против тебя. И ты поняла это с самого начала.

– Другие девочки боялись тебя до потери пульса, – продолжил он. – Особенно Елена и Татьяна. Ты их просто пугала. Не знаю, делала ли ты это намеренно, но все в тебе говорило: это бизнес, а вы стоите у меня на пути.

А потом, словно по щелчку, меня вышвырнули из академии. Для Юрия это было все равно, что изгнание из рая, или пробуждение в самом интересном месте прекрасного сна. Я проучилась всего несколько месяцев, но моя игра уже улучшилась, и я поднималась все выше и выше в рейтинге. Почему же они дали мне пинка? Как это все можно было объяснить?

Прямо об этом так и не сказали, но намекали на мой возраст. Я была слишком мала, чтобы играть со всеми этими девочками. И то, что я обыгрывала соперниц на четыре-пять лет старше себя делало их несчастными. А их родители, которые платили по полной, не хотели слышать о том, что кто-то играет лучше их «чудо-детей». Хотя мой отец чувствовал, что за всем этим скрывается нечто большее. Ведь они знали о моем возрасте, когда делали нам предложение. Но Юрий не винил Ника. Он винил мать Анны Курниковой, Аллу.

Теннисных родителей отличает особая агрессивность. До моего появления Анна была единственной русской в академии, очаровательным светловолосым чудо-ребенком. Потом появилась я, с такими же светлыми волосами, с таким же ударом, и даже моложе. И с каждым днем я прогрессировала. Юрий решил, что у Аллы, должно быть, появились некоторые мысли, касающиеся в основном того, что в нашей истории не все было чисто.