Хлодвиг замолчал, со вкусом делая новый глоток рома и выбирая ягоду, достойную того, чтобы бросить её себе в рот. Хилберт не выдержал паузы.

- Ну, и? Помешал им добить его? - спросил и, на согласный кивок Хлодвига, задумчиво продолжил, -  Ты же знаешь, такому не выжить. Так этот твой пухлый, возможно, хотя бы сравнительно быстро отмучился. Зачем тогда?

- По двум причинам. Во-первых, эти трое толкнули меня в присутствии нескольких свидетелей. Этого я, ашварси, не мог никому спустить: наказание палками каждому из этой троицы было неизбежно. Какое могло быть, в таком случае, продолжение драки или погони? А во-вторых... у этого жирного такие... яркие синие глаза… И он с таким чистым восторгом смотрел на меня… Не знаю… Что-то дрогнуло внутри. Вот только не надо ржать, как конь. Это было… было... как будто ребёнка обидеть! Перестань ржать, говорю по-хорошему!  Ты же знаешь, я детей никогда не трогаю. Нет, ну Хилберт! Помнишь, я даже с императором пару раз из-за детей крупно поспорил. Первый раз, когда он приказал мне подавить мятеж в северной провинции и уничтожить всех мятежников под корень, включая их семьи. Второй раз, когда ловили вожака пустынников, который устраивал грабежи на наших южных границах, и истребляли весь его народ.

- Да, знаю я, знаю. - Хилберт перестал смеяться. - Но только… Хлодвиг, всех мальчиков, которых ты тогда пощадил растят как будущих воинов императорского войска. В созданных для них специальных приютах, эти дети не видят ни радости, ни тепла. А девочки, все, стали рабынями. При чём, самые миленькие из них с ранних лет попали в весёлые дома. Тебе не кажется, что смерть была бы для них предпочтительнее?

- Нет! Не кажется! Если есть жизнь, то можно что-то изменить, рано или поздно. Только смерть никогда ничего не позволит сделать. - Хлодвиг сделал ещё глоток рома и угрюмо добавил. - Ты же понимаешь, Хил, каково спорить с императором? Это - единственное, что я смог для них выжать у него.

7. Глава 7.

Стояла безветренная погода и, наверное, поэтому ночной лес был непривычно тихим. Солнце уже село. Полоса горизонта там, где оно спряталось еще светлела, но вокруг деревьев и на дороге, которая вела из чащи к лагерю уже клубилась беспроглядная тьма. Вся сборная десятка сидела на голой земле у самых ворот и с напряжением вглядывалась в лес, пытаясь различить хоть какое-то движение на дороге. На затянутом чёрными тучами небе, сегодня, не было видно ни одной звезды, и молодого месяца, который вчера изгибом и острыми кончиками напоминал Филиппе улыбку ночи, тоже не было.

- Наверное, будет дождь, - тихо произнесла Филиппа.

- Да, тяжёлые тучи, ещё днём, обложили небеса со всех сторон. Думаю, вот-вот хлынет ливень, - так же негромко, отозвался, сидящий рядом с ней, Барт.

Больше никто не поддержал разговор, и звенящая тишина снова наполнила воздух. Даже дыхание молодых бойцов, уже отдохнувших после очередного долгого забега по лесным тропам и дорогам, стало неслышным. Не скрипели деревья, не шелестела листва, даже ночные птицы не подавали своих ухающих голосов.

Сборная десятка и их наставник молча ждали своего последнего бойца.

На полевой кухне, у большого казана, висящего на высокой железной подпорке, давно закончился ужин и весь остальной лагерь давно спал в палатках. Только дозорные у ворот и на вышках встревоженно поглядывали на ожидающих.

- Да где же он? – не выдержал безмолвного ожидания Коротыш, потирая пустой живот, неприятно ноющий от голода.

Имя этого невысокого парня никто даже не запомнил. Из-за очень маленького роста кличка «Коротыш» с первых дней, ещё в повозке сборщиков, прикипела к нему намертво, и, скоро он сам себя тоже так называл.