Вообще я всегда была в шоколаде! Нет, были трудные моменты, сложные, голодные, позорные… Но в целом я всегда чувствовала, что Господь меня любит, что он рядом. Даже когда я была от Господа очень далека.
А сейчас? Что сейчас? Куда смотрит Бог? Ну откровенно сказать, я ведь не самая плохая, да?
Или нет?
Чувство такое, будто ребенок умер. Совершенно четкое ощущение, что ребенка я потеряла. Но зачем-то настойчиво хожу в детское отделение, где прошу, чтобы мне дали кормить ребенка. Какого-то чужого, не моего. Которого мне пытаются впихнуть вместо моего потерянного.
Врачам, конечно, претензий не предъявляю. Окончательно с ума я не сошла!
Сообщаю в СМС сестре и тете. Прошу молитв.
У царя Соломона было кольцо, на которое он смотрел в минуты отчаяния. Там была надпись, и до наших дней помогающая отчаявшимся людям в трудную минуту: «Все пройдет». Впервые мне совсем не помогло это утверждение! Ну что тут может пройти? Синдром Дауна не желтушка – что вы скажете, царь Соломон? Как он может пройти? Неужели пройдет эта боль? Неужели что-то пройдет???
Постоянно в голове мысли о смерти. Вдруг малышка умрет?
И отупение внутри. Страшно сказать, но я почти равнодушно об этом думаю. Чернота залила весь мой мозг.
Звонит мама. Веселая, поздравляет. Больно это делать, но я сообщаю ей о подозрении на генетическую патологию, порок сердца и вообще говорю, что надо готовиться ко всему. Прибив маму новостью, почему-то совсем не мучаюсь из-за этого совестью. И продолжаю испытывать невыносимую душевную боль.
Почему стало так трудно молиться?
КОММЕНТАРИЙ ИЗ НАСТОЯЩЕГО
Уже потом я прочитаю, что смерть недаром витает рядом в такие моменты. Мы – это не только физическое тело. Когда человек узнает о неизлечимом диагнозе, умирает в конвульсиях его представление о том идеальном будущем, которое он себе навоображал. Возможно, пессимистам в этом плане легче, так как они и так представляли различные плохие исходы. Но такие позитивщики, как я, могут оказаться совсем неготовыми. И вот, все живы, но ты чувствуешь смерть.
Благодарю Бога, что у меня была возможность находиться в палате одной! И только в долгие минуты кварцевания я выходила со всеми из палаты и слышала воркование новоиспеченных мамочек о том, какие подгузники сейчас в моде и как скоро надо вставать на очередь в сад. Я не очень четко слышу эти разговоры, потому что некто невидимый встал над душой, взял большой перфоратор и сверлит мне сердце. Знаю, что остальным неловко смотреть на убитую девушку со стеклянными глазами.
Все достаю детских сестер своими визитами к малышке. Ее перевели в кувез[1]. Сердце сжимается, какая она крохотная и беззащитная, какая неземная и красивая! Может все-таки нет?
Вечерами приходит Саша. Сразу идем смотреть на малышку. Решили назвать Марией. Машенька! Сколько ж всего свалилось на твою крошечную головку! Она лежит на животе. Приподнимает головку, смотрит на нас и отворачивается, ложится на другую щечку. Да она здоровый сильный ребенок! Какой еще синдром! Ну кто еще так сможет сделать на второй день? Господи?!
Муж отвез кровь в генетический центр. Результата ждать неделю.
Тянутся дни. Врачи вызывали, сказали, что повышены лейкоциты. Искали страшные инфекции, типа менингита, пневмонии и прочего. Когда я опять осыпалась на пол, сообщили, что ничего из этого не нашли. Умеют же врачи преподнести информацию! На всякий случай опять спросили, не хочу ли отказаться, а то б меня выписали. Душечки!
Но вообще-то врачи в роддоме оставили в целом хорошее впечатление, правда. Задавали вопросы про отказ, но никакого совкового негатива не плели. Говорили, что надо больше заниматься, и будет все хорошо. Пообещали дать контакты Ассоциации, которая помогает таким детям, сказали, что одни мы с этой проблемой не останемся. В общем, вполне по-европейски, можно сказать. Ну а вопросы страшные – им, вроде, по закону положено их задавать.