– Вот за это я тебя и выбрал! – прямо-таки завопил Ингус. – И ты принесешь им свободу! Хочешь? У тебя это просто замечательно получится!

– А как? – вполне искренне удивилась я. – Я – здесь, а они – там. Я могу только написать, как оно все там было, и не более того.

– Ну, это уж совсем просто! – добродушно сообщил путис. – Я же тебе говорю – уже началось взаимодействие! Когда подключаешься, сгустки информации можно гонять в обе стороны, туда и обратно. Сделай себе двойника да и пошли туда.

– Вот чего не умею, того не умею, – призналась я. – Читала я, как где-то там в Гималаях йоги или монахи этим развлекаются, но, как ты понимаешь…

– У них свой способ, а у тебя – свой. Ну-ка, тащи мое блюдо в прихожую, к большому зеркалу.

Тут я заподозрила, что Ингус уже бывал дома в мое отсутствие. Но додумать эту мысль до конца не было никакой возможности.

Путис совсем раскомандовался. Он велел мне отыскать свечу, взгромоздить ее повыше – пришлось открыть антресоли и приспособить ее на самом краю полки – и выключить электричество. Блюдо рекомендовал поставить на табурет справа от зеркала.

– Ну, а теперь смотри на себя внимательно, – сказал Ингус, когда я стала нос к носу со своим отражением.

Я довольно долго критически вглядывалась в собственное, не первый год знакомое лицо.

– Ну, действуй, – подсказал он.

– Как действовать? – шепотом спросила я.

– Снаряжай двойника в путь.

– Как это – снаряжать?

– Как знаешь.

И, устроившись поудобнее на своем блюде, путис приготовился наблюдать.

– Я понимаю, что тебя все это развлекает, – сказала я. – Ладно, я тоже буду развлекаться!

Те мрачные истории о злобных двойниках, которых в последнее время газеты и журналы напубликовали выше крыши, меня не вдохновляли. Для того, чтобы интересоваться оккультными науками, мой норов был слишком жизнерадостным. Я не могла заниматься тем, в чем не присутствовало ни крупицы юмора.

И работа над двойником началась так.

Стараясь не отводить глаз от своего отражения, я вытащила из ящиков трюмо несколько старых косметичек. И получила кучу пудрениц, карандашей для век и бровей, коробочек с тенями для глаз, тюбиков с тональными и прочими кремами, трубочек с несмываемой тушью… Все это добро копилось годами, и синие тени для глаз в патрончике, как для губной помады, давно вышли из моды. Но у какой женщины легко поднимается рука выбрасывать такие вещи?

Раз двойник – женского рода, то и снаряжать его нужно по-женски… Конечно, чтобы загорелись румянцем щеки двойника, следовало поработать кремом, румянами и тональной пудрой над моими. Но я решила наоборот – точнее, лень моя решила. Большая радость – в два часа ночи смывать с себя сантиметровый слой всякой дряни… Взяв самую яркую помаду, я навела на щеки двойнику алые круги прямо по зеркалу. Потом немного растерла пальцем. И щеки той женщины в зеркале заалели, округлились, а на стекле не осталось ни малейшего следа!..

– Так, верно… – удивленно похвалил Ингус.

Я пустилась творить!

С каждым мазком лицо двойника обретало свежесть и такую красоту, что мне и не снились. Я не на шутку увлеклась этой живописной деятельностью. Никогда мне не удавалось так изменить собственное лицо. Глаза двойнику я особо увеличивать не стала – оставила почти свои. Но, набрав на ершик побольше черной туши, прошлась по косам, от чего каждая стала в руку толщиной и ниже пояса длиной.

Не хватало головного убора. Я покопалась в памяти – кажется, тогда носили тюрбаны? Во всяком случае, писательница Жермена де Сталь, отважно воевавшая своими книгами с Наполеоном Бонапартом, точно ходила в тюрбане – я как-то видела ее портрет… и даже что-то читала об этом… Уверенными мазками губной помады я обвила чернокудрую голову двойника алым шарфом, на манер фригийского колпака. Что сразу же внесло в образ аромат Свободы…