– Я? Я – закрыватель. Хожу по миру ищу, где двери в коридорах взломаны. И закрываю. А кроме того, ищу тех, кто взломом промышляет!

– А не получится так, пан Лекса, что заведёшь ты нас прямиком в гости к папаше твоего чертяки? Наиблагороднейшему. Сатана он ведь как-никак – князь тьмы.

– Тогда давайте так, панове: вы сами по себе, а мы пойдём, – обозлился Лекс.

Ещё не хватало уговаривать всяких дураков, которые от жадности последний ум потеряли и за Басаврюком в переход попёрлись.

– А!!! Изыди!!!

Позабытый всеми Збышек сорвался с места и с саблей в руках кинулся на Энке.

– О! – такая прыть озадачила даже джинна. Но ждать пока тощий шляхтич добежит, замахнётся и свершит угрозу, он не стал, не вставая с корточек, скакнул за спину Збышеку, ухватил его за пояс и поднял на вытянутой руке, которая даже немного удлинилась. Збышек трепыхался, орал и брызгал. Саблю он потерял.

– Ось, дурак-то! – сокрушился старшой. – Пан Чёрт, не губи парня, отпусти. Мы его сами вразумим.

– Да, пожалуйста, – безразлично откликнулся Энке и разжал руку. Пан Збышек мякнулся на травку и затих.

– Его зовут Энке, – терпеливо напомнил Лекс. – Не обессудьте, панове, если в другой раз он обидится на непочтительное обращение. А уж что сделает, даже я не знаю. А сейчас… – Лекс заметил некоторое беспокойство в товарище, тому следовало быстрее отправляться в лампу, – мы с Энке пройдёмся, разведаем дорогу. Завтра утром следует пораньше выступать. Путь неблизкий.

– А не сбегут ли они? – громко спросил пан Владислав у тучного Янека.

– Зачем? – удивился старшой. – Хотя кто их, чертей… прошу прощения, ясновельможные паны, кто вас знает. Оставьте-ка свой мешок. Зачем таскаться? А мы присмотрим.

Лампа покоилась за пазухой. Там же в карманчиках пребывали молоток и зубило. С остальными вещами можно было расстаться без всякого сожаления. Но Лекс наморщился, изображая задумчивость, постоял над полупустым хурджином и, наконец, согласился.

Лампа стояла в углублении причудливо выветренного валуна. Закат отгорел, потянув за собой чёрное дырявое покрывало ночи. В детстве Лекс был уверен, что выше всегда день, солнце стоит в зените, а небо – упругая материя, наподобие той, которую дед растягивал над столом во дворе. Деду не раз предлагали поменять тент. Он отказывался. Тряпка была самотканая и жила в доме лет, наверное, сто пятьдесят. Днём сквозь дырки и дырочки в стол били солнечные лучи, ночью иногда в прореху заглядывала звезда.

Потом Лекс вырос и ему объяснили, что над головой просто чёрная бездна, а в ней сами по себе плывут одинокие огоньки – звёзды. Ещё он узнал, что звёзды живут согласно своим законам.

Бледный спиральный вихрь вылетел из лампы, раздался в стороны, стал почти невидим, но тут же и сконцентрировался в мутную, быстро наливающуюся вещественностью фигуру. Энке после возвращения некоторое время бессмысленно таращился в ночь, потом поменял позу на созерцательную и замер.

– Эй! – позвал Лекс, которому надоело ждать. – Ты весь вернулся или частично? Энке!

– Я вот думаю, – невежливо перебил его дылда, – если их страна находится далеко на севере, сколько ж нам туда добираться? О три конь..? Тебя, так и быть, я потащу. Лошади продержатся от силы месяц: или падут от бескормицы, или их отберут местные жители, или съедят хозяева. Дорога впереди, знаешь ли, не располагает к сантиментам. Значит, что? Значит, дальше придётся топать пешочком. К следующей весне дойдём?

– А нам туда и не надо.

– Нам-то, конечно. А людям? Мы их что, бросим?

– К сожалению, бросить мы их не можем. А надо бы. Дураков учат! Да, ладно. Нам не надо в здешнюю Польшу.