Отодвинув отца от меня, она окинула меня скептическим взглядом.
- Ты мне вот что скажи – тебе действительно нравится твоя работа?
Я кивнула, понимая, что от волнения связки могут меня и подвести.
- И получаешь ты там прилично?
- Более чем! – о, голос прорезался! Отлично, - Мам мне там очень нравится. Я правда, счастлива на этой работе. А вам не сказала, потому что боялась, что разочарую вас. А это – единственное, чего мне никогда не хотелось.
Мама неожиданно мягко улыбнулась. А у меня с плеч будто рухнул тяжкий груз. Ведь если мама улыбается – значит, не всё так плохо.
- Ну раз ты счастлива – то мы не можем быть против, - сказала она, обнимая меня.
Так, вот только плакать тут не надо! Я чувствовала, что еще немного – и разревусь, как маленькая девочка. А я - на минуточку! – пыталась сейчас доказать родителям, что взрослая! Так что – никаких слез. Усилием воли загнав их обратно, я улыбнулась.
- Но у нас есть два условия! – добавила мама, отстраняясь, - Первое – никогда больше нам не ври.
Я кивнула, гадая, что же еще они потребуют.
- И второе – учебу ты не бросаешь!
- Мам, - чуть ли не простонала я, - Я и не планировала это делать! Честно – мне ведь остался всего год! Я, конечно, бываю глупой, но не до такой же степени!
- Отлично! – подытожил отец, - Раз мы всё выяснили – может, уже, наконец, поедим?
Я засмеялась и кивнула. Присаживаясь за стол и чуть сжимая при этом под скатертью руку сестры, я чувствовала, что, наконец-то, впервые за долгое время, меня совершенно, абсолютно ничто не тяготит. Лишь бы неприятности не заметили, что давно не заходили ко мне в гости, и не приперлись всей толпой.
*****
- А вот ты бы, на месте Насти, простил бы Вайта?
Браун оторвался от книги, которую лениво перелистывал, полулежа на диване, и посмотрел на Грея. Друг сидел за компьютерным столом и что-то просматривал на мониторе. Голос его при этом был вроде бы равнодушный, но барабанщика этим было не провести – всё же он знал парня уже не один год.
- Не знаю, - наконец, ответил он, пожимая плечами, - Если бы были сильные чувства то, наверное, да, простил бы.
- Но ведь он предал ее, - в голосе клавишника читалось искреннее изумление, - Ты ведь помнишь, как она выглядела, когда мы пришли в гости. Она была буквально раздавлена.
- Но вчера Настя не показалась мне грустной. Скорее, наоборот – это ты весь вечер сидел, будто на похоронах любимой бабушки. Не объяснишь, в чем дело?
Грей не ответил. Лишь отвернулся и бросил короткий взгляд в окно. Почему он молчал? Да потому что и сам не знал что ответить. Не понимал, что чувствует – злится только на то, что вечно раздражающему его гитаристу очередная гадость сошла с рук? Или причина кроется в чем-то другом? А именно - в рыжей девчонке. Которая старше его, и которую он видел то всего три раза. Четыре – поправил сам себя Грей мысленно, вспоминая ночь в клубе, когда он засмотрелся на кучерявого менеджера.
Грей не знал. Он просто понимал, что смотреть на этих двоих ему было неприятно. Настолько, что довольному жизнью Вайту хотелось врезать.
А вот Браун, кажется, понимал, в чем дело. Потому что вдруг отложил книгу и сел на диване, не сводя с друга внимательного взгляда ореховых глаз.
- Даже не вздумай, - тихо сказал он, - Это девушка твоего одногруппника, коллеги по цеху. Да, он тебе не друг, но ты можешь навредить всем нам.
Грей не ответил. Он лишь кивнул, не сводя при этом взгляда с окна. Брауну оставалось лишь вздохнуть и мысленно у высших сил, чтобы они дали еще немного серого вещества его юному другу. Ну, и еще, новые барабанные палочки. До кучи.